Ник мотает головой.

– Слишком опасно. Тебе нужно идти.

Я неохотно подчиняюсь и неровной походкой спускаюсь на десятый этаж. Там я останавливаюсь и щурюсь, пытаясь разглядеть дверь в квартиру Греты Манвилл через заволакивающий лестничную клетку дым. Возможно, Грета уже выбралась из здания. Но если нет? Я представляю, как она лежит, охваченная своим «внезапным сном», и не слышит сирены.

Эта мысль тащит меня вперед так же неотвратимо, как до этого тащил Ник. Я колочу в дверь, и она тут же открывается. На пороге стоит Грета в просторной фланелевой рубашке и тех же самых тапочках. Вокруг рта и носа она повязала бандану.

– Мне не нужно, чтобы ты меня спасала, – говорит Грета.

На самом деле, нужно. Она идет по холлу со скоростью черепахи, даже медленней, чем я. Хотя в ее случае причина скорее в состоянии здоровья, чем в страхе. Мы не успеваем дойти до лестницы, когда она начинает задыхаться. После первой же ступеньки у нее подкашиваются ноги.

– Одна есть, – говорю я.

Осталось около двухсот.

Я заглядываю вниз, в проем лестницы, и не вижу ничего, кроме клубящегося дыма.

Я кашляю. Грета тоже кашляет, и бандана колышется у нее на лице.

Я сжимаю ее руку. Мы обе знаем, что не сможем спуститься по лестнице. Грета слишком слаба. Я слишком напугана.

– В лифт, – говорю я, и тащу ее вверх, на ту одну-единственную ступеньку, которую мы смогли преодолеть.

– При пожаре нельзя пользоваться лифтом.

Я знаю. Точно так же, как знала, что надо закрыть дверь в квартиру.

– У нас нет другого выбора, – отрезаю я.

Я иду к лифту и тащу за собой Грету так же, как Ник тащил меня. Она пытается вырвать руку из моей хватки. Я не останавливаюсь. Страх толкает меня вперед.

Лифт не ждет нас на десятом этаже. Я на это и не рассчитывала. Разве что надеялась где-то в глубине души. Одинокий проблеск удачи посреди сплошного невезения. Но вместо этого я вынуждена нажать кнопку и ждать.

Это не так-то просто.

Сирена продолжает надрываться, мигают аварийные огни, дым стелется по ступеням, а Ник пропал бог знает где. Я кашляю, у меня слезятся глаза – или, возможно, я просто плачу. В голове у меня грохочет ужас. Он заглушает даже сирену.

Когда лифт наконец приезжает, я толкаю Грету внутрь, закрываю решетку, нажимаю кнопку первого этажа. Лифт с грохотом начинает спускаться.

На девятом этаже еще больше дыма.

А на восьмом – еще больше, чем на девятом.

Чем ниже мы опускаемся, тем гуще и темнее становится дым; он проникает в кабину лифта удушающим потоком. Достигнув седьмого этажа, мы понимаем, что пожар начался где-то здесь. Дым здесь так резок, что вонзается мне в горло, словно нож.

Сквозь пелену дыма я вижу снующих туда-сюда пожарных со шлангами, которые обвивают шахту лифта как змеи.

Мы опускаемся дальше, но тут я слышу что-то иное за гулом работающего лифта, сиреной и топотом пожарных. Громкий лай и цокот коготков. Мимо лифта пробегает маленькая тень.

Я бью по кнопке экстренной остановки. Лифт трясется и замирает, а Грета бросает на меня испуганный взгляд.

– Что ты делаешь?

– Там собака, – говорю я и снова кашляю. – Кажется, Руфус.

Часть меня, охваченная страхом, говорит, что Руфус сможет позаботиться о себе сам, а нам с Гретой нужно выбираться наружу. Но тут Руфус лает снова, и мое сердце сжимается. Он, кажется, напуган не меньше меня. Поэтому я открываю решетку лифта. Потом приходит черед внешней двери с ее тонкими прутьями, которая оказывается крепче, чем я предполагала. Мне удается разжать ее только обеими руками, приложив все силы.

Лифт успел опуститься на три фута ниже уровня седьмого этажа, и мне приходится карабкаться обратно. Затем я ползу по полу, чтобы вдыхать поменьше дыма – еще один полезный совет из серии «как вести себя при пожаре»; мне и в голову не приходило, что они действительно пригодятся мне в жизни.

Я кашляю и зову Руфуса, но мой голос теряется в шуме. Щурясь, я пытаюсь разглядеть хоть что-то сквозь дым. Руфус такой крошка, а мои глаза застилают слезы. Сквозь пелену я вижу, как пожарные в шлемах и масках врываются в квартиру 7С, приглушенно переговариваясь. За открытой дверью квартиры виднеется горячее зарево.

Огонь.

Яркий, пульсирующий, окрашивающий холл оранжево-желтым.

Я встаю на ноги, завороженная этим светом. Мне больше не страшно. Только любопытно.

Я делаю шаг вперед и снова кашляю.

– Джулс, – кричит Грета из лифта, – хватай собаку и давай убираться отсюда.

Я не обращаю на нее внимания и делаю еще шаг. Кажется, у меня нет выбора. Я попала в ловушку.

Я иду вперед, ощущая тепло на лице. Жар обволакивает мою кожу.

Я закрываю глаза, защищая их от дыма.

Делаю глубокий вдох, пока меня не пробирает кашель. Тяжелый, резкий, от которого я сгибаюсь в конвульсиях.

От дыма у меня кружится голова, и на мгновение я забываю, где я и что я здесь делаю. Но потом за спиной у меня раздается лай, и я резко оборачиваюсь, глядя на бегущее ко мне сквозь пелену дыма создание.

Руфус.

Растерянный и напуганный.

Совсем как я.

Я падаю на колени и вслепую хватаю его, не давая пробежать мимо. Руфус лает и пытается вырваться. Я неуклюже ползу к лифту, не вставая на ноги. Достигнув цели, я спрыгиваю обратно в кабину и, удерживая Руфуса одной рукой, закрываю решетку. Грета бросает на меня шокированный, испуганный взгляд и нажимает кнопку первого этажа.

Чем ниже мы опускаемся, тем сильнее рассеивается дым. В лобби видна лишь легкая дымка. Но я продолжаю кашлять. И с хрипом втягивать в себя воздух в перерывах между приступами кашля.

Грета молчит и не смотрит на меня. Боже, она, наверное, думает, что я сошла с ума. Я бы подумала то же самое, если бы не знала настоящей причины своего безрассудства.

Выходя из лифта, мы проходим мимо трех парамедиков с носилками, спешащих наверх. Один из них вопросительно смотрит на меня.

Мне хватает сил кивнуть в ответ. Да, мы в норме.

Они бегут к лестнице. Мы идем в другую сторону, следуя за шлангами, тянущимися к дверям. Я, Грета и Руфус. Мы жмемся друг к другу, выходя наружу, где светят красными мигалками скорая помощь и две пожарных машины. Весь квартал перекрыт, и у входа собралась небольшая толпа, в том числе несколько репортеров.

Они подбегают, стоит нам только выйти на порог.

Меня ослепляют вспышки камер.

Один из журналистов выкрикивает вопрос, но у меня в ушах по-прежнему звенит вой сирен.

Руфус лает, рассерженный не меньше меня. На его лай оборачивается Марианна Дункан. Она одета как Норма Десмонд[8]. Развевающееся платье в восточном стиле, чалма, солнечные очки. Ее лицо покрыто толстым слоем крема.