Хардин молча стоит передо мной. Делаю глубокий вдох, ожидая, что гнев пройдет. Но гнев не проходит. Он только нарастает, пока у меня в буквальном смысле глаза не наливаются кровью. Хватаю оставшиеся подушки, воображая, что это стеклянные вазы, которые разобьются вдребезги об пол, создав беспорядок, который кому-то придется убирать. Впрочем, уборщиком тут буду я; Хардин палец о палец не ударит, чтобы меня от этого избавить.

– Убирайся! – кричу я.

– Нет. Прости, хорошо, я…

– Пошел вон. Быстро. – Мне становится абсолютно все равно, и он смотрит на меня так, словно не узнает.

Может, это действительно так.

Он разворачивается и выходит из комнаты.

Я хлопаю за ним дверью, а потом возвращаюсь на балкон. Сажусь в плетеное кресло и гляжу на море, пытаясь успокоиться.

Никаких слез, только воспоминания. Воспоминания и сожаления.

Хардин

Я знаю, что она измучена, когда мы ругаемся, я каждый раз читаю это на ее лице. Вражда с Зедом, ложь об исключении – каждый мой подобный поступок убивает какую-то ее часть. Она думает, я не замечаю, но я вижу.

Почему я начал разговаривать с Сандрой по громкой связи? Если бы я этого не сделал, то мог исправить все это и сказать ей о своей подлой выходке после того, как уладил дело. И она бы не расстроилась.

Я не подумал, что Тесса будет делать после того, как обнаружит мою подлость, и где будет жить, если не передумает переезжать. Я ведь думал, что стоит мне все предусмотреть – и, если у нее не будет жилья, она отменит поездку.

Путь чертовски сложен, Хардин.

Я думал: ну-ну, я не хочу, но придется. Я знаю, что это просто последнее дело – так крутить с квартирой в Сиэтле, но я схватился за соломинку, пытаясь вынудить ее остаться со мной, ведь я знаю, что произойдет в Сиэтле и что добром это не кончится.

Эмоции зашкаливают, я бью кулаком по стене рядом с лестницей.

– Да чтоб тебя!

На мое счастье, это не гипсокартон. Это дерево, и от этого гораздо больнее. С малых лет я решаю все кулаками, и надо остановиться, начать контролировать себя и не воспроизводить такую идиотскую реакцию. Мне повезло, что я ничего не сломал. Конечно, первое время это будет сложно, потому что в новинку.

«Я устала от этого замкнутого круга. Я много раз тебе это говорила, но ты не слушал». Я сбегаю вниз по лестнице и бросаюсь на диван, как обиженный ребенок. Вот уж действительно, веду себя, как глупый малыш. Она знает это, я знаю, – блин, да любой это знает. Надо напечатать это на одной из своих черных футболок. Мне просто нужно пойти к ней и еще раз попытаться поговорить, но, честно говоря, я побаиваюсь. Никогда не видел ее в таком бешенстве.

Мне надо свалить. Если бы Тесса не заставила меня ехать со всей семейкой, я мог бы сразу уехать и прервать эту дебильную прогулку. Я бы, наверное, вообще не приезжал.

Думаю, что катание на лодке, конечно, было клевым… но в целом поездка дурацкая, и сейчас, когда она на меня злится, нет никакого смысла тут торчать. Я таращусь в потолок и не знаю, что теперь делать. Я не могу тут сидеть, потому что рано или поздно снова пойду наверх, к Тессе.

Пойду прогуляться. Именно так и поступают нормальные люди, когда сердятся, а не пробивают стены и не ломают барахло. Нужно надеть хоть что-нибудь, прежде чем идти, но я не могу подняться наверх, не то она убьет меня в буквальном смысле слова.

Со вздохом поднимаюсь. Если бы я не был так поражен поведением Тессы, я бы заранее этим озаботился.

Дверь в комнату Лэндона распахивается, и я медленно закатываю глаза. Его одежда аккуратно разложена на кровати; видимо, он собирался положить их на полку, когда его мама и мой папа потащили его с собой.

Я роюсь в его ужасном барахле в отчаянных поисках чего-нибудь без воротника. Наконец нахожу простую синюю футболку и черные тренировочные штаны. Прекрасно, блин. Теперь я меняюсь с Лэндоном одеждой. Надеюсь, гнев Тессы будет продолжаться недолго, но на этот раз я не могу сказать, что будет дальше. Я не ожидал и половины того, что произошло; дело не в словах, которые она говорила, а в том, как она на меня смотрела. Ее взгляд сказал мне больше, чем она могла бы выразить вслух.

Я смотрю на дверь, за которой двадцать минут назад была наша комната, затем поворачиваюсь и выхожу на улицу. Едва я выхожу на эту гребаную дорогу, как передо мной возникает мой сводный брат. По крайней мере, он один.

– Где папа? – спрашиваю я.

– Ты надел мою одежду? – отвечает он, по-видимому, растерявшись.

– Ну да. У меня не было выбора, не придавай этому большого значения. – Я пожимаю плечами, понимая по его улыбке, что он именно это и собирался сделать.

– Ладно… Что ты там натворил?

Какого черта?

– С чего ты взял, что я что-то натворил?

Он приподнимает бровь.

– Ладно… Я и правда натворил кое-что совершенно идиотское. – Я вздыхаю. – Но я не хочу слышать твой бред по этому поводу, так что не думай об этом.

– Хорошо. – Он пожимает плечами и разворачивается, чтобы уйти.

Я надеялся услышать от него еще что-то, какие-нибудь его обычные замечания.

– Погоди! – кричу я, и он оборачивается. – Ты не хочешь узнать, что произошло?

– Ты только что сказал, что не хочешь об этом говорить, – отвечает он.

– Да, но я… о’кей. – Я не знаю, что сказать, и он смотрит на меня так, словно у меня две головы.

– Ты хочешь, чтобы я спросил? – Он выглядит довольным, но, к счастью, не слишком самодовольным ослом.

– Я хотел бы… – начинаю я, но тут замечаю Карен и отца, которые идут по дороге.

– Хотел что? – спрашивает Лэндон, оглядываясь на них.

– Ничего, забей, – вздыхаю я и в отчаянии провожу рукой по волосам.

– Привет, Хардин! Где Тесса? – спрашивает Карен.

Почему все всегда спрашвают меня об этом, будто я не могу находиться от нее дальше двух метров?

Боль в груди напоминает мне: действительно не могу.

– Она внутри, спит, – вру я, повернувшись к Лэндону. – Пойду прогуляюсь, убедись, что с ней все нормально.

Он кивает.

– Куда пойдешь? – спрашивает отец, когда я прохожу мимо них.

– Так! – отрезаю я, ускоряя шаг.

Дохожу до знака «СТОП». Я отмахал уже несколько поворотов и не имею ни малейшего понятия, куда иду и даже как вернуться туда, откуда пришел. Знаю только, что какое-то время шел и что все эти дороги обманчиво ветвятся.

Я всерьез ненавижу это место.

Было не так уж плохо, когда я наблюдал развевающиеся волосы Тессы, которая глядела на сверкающую воду, а на губах ее светилась счастливая улыбка. Тесса казалась такой спокойной, как размеренные волны в открытом море, ровные и невозмутимые, пока наша лодка не разрезала их неторопливое движение. Теперь позади нас ревет вода, бьет в борта. Скоро вода вернется в состояние покоя, пока новая лодка не нарушит их безмятежность.