он решил использовать дары во благо. Как думаешь почему? Потому что уродился добрым или потому что смертные родители хорошо его воспитали?

– В наших летописях говорится, что его приемная мать слыла очень доброй женщиной.

– Но у него был и приемный отец – смертный мужчина. – Роунат вздохнула. – У всех есть и хорошие и плохие черты, Фоула. Не все смертные – злодеи, и не все Потомки лишены изъянов. Уверена, что повстречай я фомора, то и у него нашла бы добродетели.

– Даже не начинай, – содрогнулась я. – Фоморы были воплощением зла.

Роунат взяла мою руку в свою.

– Я просто пытаюсь объяснить, что в смертных, которых ты повстречаешь на пути, будут и добро и зло. Они не животные. Не верь тому, что твердят Томас и Совет.

– Тогда чему же мне верить?

– Что смертные достойны спасения. Что им нужно помогать стремиться к миру, а не следить за ними на расстоянии. Наше могущество угасает. Однажды в Ирландии не останется ни одного Потомка. Мы должны не прятаться, а помогать этой стране и ее жителям.

Я крепко прижала Броккана к груди.

– Сейчас не время для таких разговоров, Роунат. У меня уже нет сил.

Сестра протянула мне нож и постучала лезвием о толстую ткань моего шерстяного платья.

– Если ты правда веришь, что все смертные мужчины – злодеи, убей моего сына прямо сейчас.

Я оттолкнула ее руку:

– Прекрати.

– Нет! – рявкнула она. – Если все смертные мужчины – злодеи, то и мой сын станет одним из них, когда вырастет. Лучше уж убить его прямо сейчас, правда?

– Я не думаю, что все мужчины – злодеи.

– Томас удерживал Ифу в крепости под замком, хотя ей безумно хотелось посмотреть мир. Почему ты позволила ему это?

Перед глазами мелькнул знакомый образ: Ифа и Роунат бегут к лесу. Я стряхнула наваждение.

– За пределами крепости ее ждали опасности.

– А если это не так? Если бы ты могла позволить Ифе жить среди смертных и знать, что она не пострадает?

– Я желала этого больше всего на свете, – ответила я дрогнувшим голосом.

– Тогда сделай шаг к такому будущему. Когда доберешься до Манстера, не просто следи за Брианом Бору, а поговори с ним. Убеди его заключить мир с верховным королем Шехналлом. Докажи Томасу, что это возможно.

Глаза Роунат горели. Она действительно верила в это, но думала ли она о последствиях? Если Совет узнает, что я вмешалась в дела смертных и нарушила Новое соглашение, я лишусь либо дара, либо жизни. Имеет ли это значение? Когда умерла Ифа, часть меня погибла вместе с ней, и теперь мне ничего не стоит пожертвовать собой ради Броккана. Тем не менее сестра желала невозможного. Найти порядочного мужчину, который воспитает Броккана, непросто, но возможно. Заставить целое королевство отказаться от войн… Такое никому не под силу.

– Понимаю, почему ты хочешь этого, Роунат, но я не могу помочь. Только не сейчас. Нельзя нарушать наши законы. Нужно в первую очередь думать о безопасности Броккана.

Роунат ослабила хватку на рукояти ножа.

– Броккан окажется в безопасности, когда короли заживут мирно.

Я молча смотрела на нее и не находила нужных слов. Я не желала ссориться с сестрой накануне расставания, но и лгать ей тоже не могла.

Роунат вздохнула и разжала пальцы, позволяя ножу выскользнуть на пол. Она медленно подняла сына на руки и передала мне.

– Вам пора идти, пока совсем не стемнело.

Мы с сестрой подошли к берегу, и она помогла мне забраться в лодку с Брокканом на руках. Сначала Роунат поцеловала в щеку меня, а потом – сына.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему на ухо.

– Я ведь верю, что это возможно, – тихо молвила я. – Верю, что смертные могут исправиться и жить в мире.

– Нет, не веришь. Не всем сердцем. Еще не время. Но однажды обязательно поверишь. – Она улыбнулась. – Я люблю тебя, Фоула.

– И я тебя люблю.

Я помахала рукой и опустила весла в воду. Мы с сестрой не сводили друг с друга глаз, пока между нами не встала завеса тумана. Роунат исчезла за белесой дымкой, окутавшей ее с ног до головы, и я понимала, что в следующий раз увижу сестру лишь спустя много лет.

Ирландское море, 996 год

Гормлат

Тонкая полоска суши на горизонте росла на глазах. Я с трудом, но уже различала густые зеленые заросли дубового Торова леса и бурые пятна построек на месте дублинского рынка и жилых домов. Я две недели ждала, когда вновь ступлю на ирландскую землю, но сердце колотилось не из-за этого. Меня волновало не возвращение в Дублин, я гадала, кто меня встретит. Король Ситрик или король Ивар? Сын или враг?

После свадьбы Гиты я каждый день молилась, чтобы Фальк добрался до Ирландии благодаря осеннему затишью на море и помог Ситрику свергнуть Ивара. Я не желала, чтобы в самом начале нашего союза Олаф увидел, что мы не способны даже освободить город от узурпатора. Теперь же, когда до Дублина оставалось всего ничего, меня одолевали и другие тревоги.

– Олаф, я так хочу поскорее показать тебе, где я выросла, – сказала Гита, которая тоже внезапно обнаружила, что мы почти добрались до дома.

Я оглянулась на молодоженов. Гита широко улыбалась мужу, поглаживая его руку, а тот стоял с беспечным видом, прислонившись к мачте спиной. Что же, этого и следовало ожидать. Ему не важно, кто правит в Дублине – Олафа все равно ждет теплый прием. Никто не обратил бы внимания, что он женат на сводной сестре Ситрика: по крайней мере, такую защиту замужество женщинам давало. Нас передавали из рук в руки. Теперь Гита носит фамилию Трюггвасон и принадлежит новому мужу. Ивар поприветствует ее и поцелует в щеку, даже если на его руках еще не высохла кровь Ситрика.

На корабле чуть побольше я расхаживала бы по палубе взад-вперед. Вместо этого я довольствовалась тем, что наматывала прядь волос на палец и вновь разматывала ее. Намотала: а вдруг Ситрик проиграл сражение? Размотала: а вдруг престол занял Харальд? Намотала: а вдруг Фальк предал моего сына? В голове крутились самые разные мысли обо всем, что могло пойти не так при освобождении Дублина, и мне стоило огромных усилий не закричать в голос.

– Гормлат? – Пухлая детская ручка дернула меня за рукав.

– Да, Арни?

– У тебя волосы выпадают.

Опустив взгляд, я увидела возле ног собственные черные пряди. Проклятие. Я так сильно тянула себя за