— Да ну ладно — сомневается Коган — Пять лет в тюрьме просто так не проходят.

Мы помолчали, каждый думая о своем. Я размышлял над русской максимой — Не зарекаться от тюрьмы и сумы. Потом мои мысли перескакивают на семью. В чемоданах на вокзалах — огромная сумма. Можно помочь родителям себя молодого. Подкинуть им денег? Так ведь не возьмут, принципиальные. Отнесут в милицию. Да и как с ребятами договориться? Они то знают, что Русин — сирота.

Звучит свисток, начинается второй тайм. Спартаковцам надо отыгрываться, они идут вперед. Армейцы явно «ставят кирпич» — собираются в штрафной и не дают соперникам играть. Выносят мяч, фолят… Маслаченко бегает в своих воротах, нервничает и кричит. А что толку? Сорок пять минут мучений, «кирпич» срабатывает и матч заканчивается в пользу красно-синих. Димон расстроен, бурчит. Мы же с Левой довольны. Игра получилась интересная. По крайней мере 1-й тайм.

* * *

22 мая 1964 г., пятница, 19.30.

Москва, улица Герцена, ресторан Центрального дома литераторов.

Попасть в знаменитый ресторан ЦДЛ, куда пускают только по писательским билетам — оказалось легче легкого. Я незаметно от Вики лизнул ладонь, прилепил туда сине-зеленые пять рублей купюрой. Оперся рукой о стеклянную дверь. Швейцар заметил деньги, открыл. Я пожал ему руку. Купюра моментально поменяла владельца.

Нас проводили в знаменитый Дубовый зал. Назван он был так по деревянным панелям мореного дуба, которыми были отделаны стены. Интерьер был слегка мрачный. Темновато, тяжелые портьеры на витражных стеклах, мощные колонны. В одной из стен был сделан камин, который сегодня не был зажжен. Ресторан был практически полон. За столами сидели и парами мужчины и женщины и целые компании. Многие курили. Нас усадили за столик у одной из колонн, подали тяжелое меню. Прямо кирпич какой-то.

Я заметил, что окружающие нас внимательно изучают. Мой брутальный образ дядюшки Хэма привлекает внимание дам. Мужчины кинув на меня изучающий взгляд, капают слюнями на Вику. Она сегодня опять чудо как хороша. Поменяла образ — одела облегающее черное платье в блестках и с вырезом в форме U, высоко заколола волосы, пустив по краям прически миленькие завитки. За такую шею как у нее — мужчины в 19-м веке стрелялись на дуэлях.

— Ты выглядишь фантастически! — сказал я ей. — Да у меня не будет времени поесть, в ресторане мне придётся всё время драться с другими мужиками!

Вика засмеялась, на щеках появились милые ямочки. Мы начали изучать меню.

— Леша, как здесь все дорого! — девушка тревожно на меня посмотрела — У тебя точно хватит денег?

Нескромный вопрос, но я лишь кивнул.

К нам подошла пожилая уставшая официантка в белом переднике.

— Добрый вечер, что будете заказывать?

— Бутылку полусладкого шампанского, черную икру, жульен — начал быстро делать заказ я пока испуганная Вика не передумала — Это на закуску. Над основными блюдами мы еще подумаем.

— Хорошо.

Официантка ушла, а к нам направились двое человек. В одном я узнаю нового знакомого — Михаила Шолохова. Именитый писатель одет в костюм с красным галстуком, в губах — дымящаяся сигарета в мундштуке. Похоже, слегка пьян. Рядом с ним идет эффектная брюнетка. Я сразу понимаю — иностранка. Просто в СССР сейчас днем с огнем не найдешь женских брючных костюмов. Их просто нет. Даже у спекулянтов. Да еще такого нежного персикового цвета. Мы встаем, дамы оценивающе смотрят друг на друга. Ноль — ноль. Счет ничейный.

— Алексей, Виктория…Шолохов жмет нам руки, представляет брюнетку:

— Это хороший друг Советского Союза, английская журналистка, Глория Стюарт.

— Добрий дэн, господа — у Глории сильный акцент, но очень приятная, располагающая улыбка. Я смотрю ей в лицо и внутри меня поет СЛОВО. Я начинаю проваливаться в свое школьное прошлое. Две тысячи третий год. У меня роман с преподавательницей английского языка Ниночкой Сорокиной. Молодая, начинающая учительница заодно решает подтянуть мой «Ландон из зе кэпитал оф Грейт Британ». Занятия стартуют в постели сразу после того, как мы оба достигаем как деликатно выражаются китайцы мига «облаков и дождя». Женщинам обычно после секса хочется поговорить. Но чтобы мужик не отвернулся и не захрапел, его надо как-то замотивировать. Мы болтаем по-английски, я вспоминаю лексику и грамматику. Где-то через месяц после начала романа, Ниночка притаскивает мне книгу Глории Стюарт «Жизнь в СССР, байки британской журналистки». Книга на английском, читать сложно, но меня захватывает. У Глории живой слог, интересные зарисовки. Мне, историку, интересно сравнить свои воспоминания о 60-х и наблюдения Стюарт.

Девушка закончила факультет славянских и восточноевропейских наук Лондонского университета по специальности «русский язык». Будучи левых взглядов, попала под опеку советского посольства. Оно тогда устраивало для сторонников коммунизма бесплатные вечера с «Советским шампанским» и канапе с чёрной икрой. Стюарт нравится третьему секретарю посольства, ей дают визу.

От британской ежедневной газеты Evening Standard Глория отправляется корреспондентом в Советский Союз. И там ее начинает курировать таинственный Вячеслав Иванович из КГБ. Водит в коктейль-бар в гостинице Москва, в «Националь». Смысл этих походов — слив информации западным СМИ в нужном КГБ ключе. И надо сказать Глория отрабатывает вложенные в нее деньги на сто процентов. Публикует такие статьи и репортажи, что все прочие западные журналисты просто кусают локти. После возвращения в Англию, разочаровавшись в левых взглядах, Стюарт публикует книгу. «Жизнь в СССР, Байки британской журналистки». Достаточно откровенную и резкую.

— Русин! Что с тобой?? — Шолохов заглядывает мне в лицо. Вика и Глория тоже смотрят тревожно — Ты очень побледнел.

Я сглатываю вязкую слюну, сквозь силу улыбаюсь.

— Добрый день, миссис Стюарт — на-английском произношу я — Рад вас приветствовать в Советском Союзе.

— Тогда уж мисс. Я не замужем — на том же языке отвечает мне Глория — Вообще, это устаревшая форма обращения. И да, я тут уже пять лет живу.

— А мы можем вернуться обратно на русский? — хмурится Шолохов — Извини, что побеспокоил вас…

— Присаживайтесь — я указываю на свободные стулья у нас за столом. Гости рассаживаются, писатель тушит сигарету в пепельнице.

— Тут вот какое дело. Глория хочет взять интервью у меня, но Фурцева запретила.

— Запретила? — Вика в удивлении качает головой — Вы же классик советской литературы! Как она вам может что-то запретить??

Шолохов снисходительно смотрит на девушку, журналистка тоже печально улыбается.

— Я увидел тебя, Русин, и подумал… Уступаю тебе Глорию, но с условием.

— В каком смысле уступаю? — выпадаю в осадок я.

— Она у тебя возьмет интервью. Как у начинающего советского поэта и писателя — терпеливо разъясняет Шолохов.

— А условие какое?