Знает и разъярен до предела!

Она нервозно облизнула губы.

— Где ты нашел это?

— Получил прямо от Окембы Номбы.

Николь подтянула к себе листы. Застонала, увидев фото и заголовки. Но, прочтя клеветническую статейку, загорелась не страхом, не ужасом, а праведным гневом. Неудивительно, что Сомаль так отреагировал.

Она попыталась взять себя в руки.

— Сомаль, ты ведь не веришь, что это написала я? — спросила Николь, встав с кресла.

— Написала, продиктовала — какая разница? Никто, кроме тебя, не мог дать такой информации: где именно расположена вилла, когда мы выезжаем на прогулки, поспешность нашей свадьбы, разногласия между членами правящей семьи. Никто, кроме тебя, — тяжело, как камни, уронил он последние слова.

— Я этого не делала. Это месье Тома!

— Он сам все это придумал?

Николь заколебалась. Нет, она не может допустить, чтобы Сомаль подозревал ее в предательстве.

— Я разговаривала с ним, но только один раз. Сказала, что больше не буду на него работать. Но он продолжал звонить…

— А что ты делаешь здесь, в моем кабинете? — прервал он объяснения Николь с видом полного безразличия к ее объяснениям.

— Нзола сказала, что мне звонят и что я могу поговорить здесь, в твоем кабинете. Это была тетя Франсуаз. Она собиралась дать номер телефона, и мне надо было на чем-то записать его, вот я и открыла ящик… — Она задохнулась от волнения, потом продолжила: — Я не слежу за тобой. Я не шпион, если ты думаешь именно об этом.

— Я не уверен, что именно сейчас думаю.

— Прекрасно, тогда дай мне знать, когда решишь. — Николь высоко вскинула голову и вышла из кабинета, постаравшись не задеть Сомаля даже краешком юбки.

Он ничего не сказал. Не двинулся с места.

Николь не знала, злиться на него или нет. Но совершенно точно знала, что никогда не простит заместителю редактора его подлого поведения. Она вернулась на террасу, где ее поджидал остывший кофе. Вода в бассейне сверкала под лучами солнца, вызывая в памяти совсем другие картины.

Резко повернувшись, Николь направилась в свою комнату. Взяла сумочку и тотчас вышла. Она поедет в город и из номера тети и дяди позвонит Фернану Тома. Наконец-то все кончится…

Покидая виллу, она горько пожалела, что Сомаль ей не поверил. С другой стороны, почему он должен ей верить? Она и только она виновата во всех этих неприятностях — как, впрочем, и всегда.

Только на этот раз все оказалось много хуже. Она любит Сомаля. И никогда бы не сделала ничего такого, что могло навредить ему. Но сможет ли он когда-нибудь взглянуть на нее не как на женщину, причинившую ему столько, мягко говоря, хлопот? Как эта проклятая статья повлияет на его отношения с Номбой и другими министрами?

Николь оглянулась и в последний раз посмотрела на виллу. Вернется ли она сюда? Вряд ли.

Лимузин Сомаля стоял перед воротами. Шофер сидел на месте, спокойно читал. Она открыла заднюю дверцу, проигнорировав его изумление.

— «Палас д'Арманн», пожалуйста, — уверенно сказала Николь, будто имела на это полное право, но про себя молясь, лишь он подчинился и не спросил разрешения у хозяина.

Слава Богу, шофер только кивнул, бросил газету на соседнее сиденье и включил зажигание. Мягко заурчал мощный мотор, и спустя секунды она уже была на пути к Абиджану. Трудно было не оглядываться, но еще труднее оказалось сдержать слезы. Но так лучше, лучше для всех, всхлипывая, думала Николь. Оставить его, попытаться как-то разобраться с неприятностями, причиненными Фернаном Тома, и оставаться с дядей и тетей до подписания договора…

— Что значит, она уехала? — бушевал Сомаль.

Нзола стояла в дверях с совершенно бесстрастным, несмотря на его ярость, лицом.

— Ваш шофер отвез ее в «Палас д'Арманн».

— Почему он не спросил у меня?

— А почему он должен был спрашивать? Николь ваша жена. Она хотела поехать в город. И он уже вернулся и ждет, когда вы будете готовы ехать в офис.

Сомаль пригладил волосы рукой и попытался обуздать свои эмоции и начать связно думать. Но, увы, благодаря Николь Дало в его голове будто произошло короткое замыкание. И замкнулась цепь на ней. Более того, пора было признать правду, что произошло это почти с первых минут, как он увидел растрепанную, но не испуганную, а разгневанную Николь там, в тюремной камере неподалеку от его летней резиденции. Увидел ее сверкающие от бешенства глаза и услышал не мольбы, требования. А теперь вот это!

Что это? Окончательное признание ее предательства? Или благоразумное решение, подсказанное женской интуицией, держаться подальше, пока не остынет его гнев?

Думай, Сомаль, думай!

Насколько он знает, она договаривалась с тетей Франсуаз по телефону о совместном ланче. Вот именно, насколько он знает. А с теткой ли вообще она разговаривала?

Он ненавидел и ее, и себя за то, что не понимал, чему верить.

Снова зазвонил телефон. Черт, звонки раздавались один за другим после того, как Окемба известил всех, кого мог, о статье во французском бульварном листке. Ничего, ему удалось уже умиротворить президента, убедить его в том, что это сплетни и клевета. Удалось убедить в этом и Ндену, по крайней мере, Сомаль искренне надеялся на это. Ладно, время покажет.

Сейчас ему необходимо было найти Николь.

Он кивком отпустил Нзолу, подошел к окну, невидящим взглядом уставился в сад. Думай, думай, понукал себя Сомаль. Проклятье! Почему только он с самого начала не послушал Уаттару и не приказал отвезти Николь куда-нибудь в глубь страны и продержать там тайно взаперти до заключения договора?

Сомаль отвернулся от окна, зашагал по кабинету. Взад-вперед, взад-вперед… Почему, почему он поступил так, как поступил? Где-то глубоко в душе Сомаль Дало знал ответ.

Внезапно мелькнула какая-то мысль. Он поймал ее, обдумал с одной стороны: а что, может, в этом что-то и есть? Обдумал с другой: да, пожалуй… Постепенно Сомаль начал расслабляться. Ладно, он даст ей время до вечера, ну, максимум до завтрашнего утра.

— Я не понимаю, Николь! Решительно ничего не понимаю!

— Тетя, пожалуйста, прошу тебя, просто поверь мне и позволь остаться, ладно?

— Но ты даже не привезла с собой никаких вещей. Как ты можешь остаться ночевать здесь? У тебя нет даже ночной рубашки… И что скажет Сомаль?

— О, он будет только рад от меня избавиться на какое-то время.

— Почему? Ты можешь объяснить, что произошло? Он что, обидел тебя? Что случилось, Николь? Ты сама не своя. С самого утра ты только сделала два телефонных звонка и прошагала по гостиной километров пятнадцать. Я даже боюсь, что администрация предъявит счет за протертый ковер. А уж за обедом ела столько, что и канарейка осталась бы голодной!