– А почему он это сделал?

– А вы когда-нибудь пробовали спорить со своим отцом?

Элизабет попыталась перебороть нежданно возникшее теплое чувство, напомнив себе, что ее отец тоже любит Гидеона.

– Он сейчас там?

– Ваш отец-то? То приходит, то уходит.

– Как Гидеон?

– Один раз пришел в себя, но не говорил. Все здесь за него очень сильно переживают. Он такой лапочка и так терзался из-за своей матери… Все знают, что он планировал сделать с этим пистолетом, но это неважно. Половина медсестер хотят забрать его к себе.

Поблагодарив ее, Элизабет постучала в дверь палаты. Ответа не последовало, так что она тихонько вошла и обнаружила, что мальчик спит, опутанный трубками, торчащими у него из руки и из-под носа. В такт ударам сердца попискивал электронный монитор. Под простыней Гидеон казался совсем маленьким, грудь вздымалась и опадала так слабо и незаметно, что казалось, будто он не дышит вообще. За всю его жизнь бедному мальчишке ни разу не выпадало возможности сделать перерыв. Бедность. Почти что полная беспризорность. А теперь он заклеймен и еще одним грехом. «Простит ли он себя когда-нибудь?» – подумала она. А если да, то за что? За то, что пытался убить человека, или за то, что потерпел неудачу?

Элизабет довольно долго стояла, размышляя, как может выглядеть из-за открытой двери. Какой-нибудь посторонний человек может неправильно истолковать ее любовь к этому ребенку.

«Почему? – может спросить такой человек. – Он ведь вам даже не родственник!»

На этот вопрос не найдется простого ответа, но если б у Элизабет стали допытываться относительно причин, то звучал бы он примерно так: «Потому что он нужен мне, потому что именно я нашла его мать мертвой!»

И все-таки даже это не было бы всей правдой.

Склонившись ближе, Элизабет внимательно изучила узкое лицо и заплывшие глаза. Казалось, что ему восемь раз по четырнадцать – ближе к смерти, чем к жизни.

Тут его глаза приоткрылись, и на них сразу набежала тень.

– Я убил его?

Элизабет разгладила ему волосы и улыбнулась.

– Нет, лапочка. Ты не убийца.

Она склонилась еще ближе, думая, что эта новость вызовет у него облегчение. Однако монитор за головой парнишки запищал чаще.

– Точно?

– Он жив. Ты не сделал ничего плохого. – На мониторе проскочил резкий пик. Глаза мальчишки закатились. – Гидеон?.. Пожалуйста, дыши, милый!

Монитор буквально заверещал.

– Сестра! – завопила Элизабет, но в этом не было необходимости. Дверь моментально распахнулась во всю ширь, и в палату ворвалась медсестра, а сразу за ней врач.

– Что случилось? – спросил врач.

– Мы просто говорили…

– Что вы ему сказали?

– Ничего. Я не знаю… Мы просто…

– Выйдите отсюда!

Элизабет отступила от кровати.

– Быстро!

Доктор склонился над мальчиком.

– Гидеон. Посмотри на меня. Мне нужно, чтобы ты успокоился. Можешь дышать? Сожми мне руку. Вот молодец! Посмотри мне в глаза. Смотри на меня. Медленно, не напрягаясь. Вот так. – Доктор сделал глубокий вдох, потом выдох. Монитор уже замедлялся. – Молодец…

– Вам нужно уйти, – сказала медсестра.

– А нельзя мне просто…

– Никому вы не можете помочь, – перебила медсестра, но Элизабет знала, что это не совсем так.

Может, она сможет помочь Эдриену.

* * *

Дело было уже к вечеру, когда копы стали съезжаться с места преступления в церкви. Когда это наконец случилось, Элизабет сидела в старом «Мустанге», припаркованном на боковой улочке к северу от отдела полиции. На улице было жарко; от зданий, деревьев и людей, идущих к своим машинам, протягивались длинные тени. Для обычных людей это был самый обычный день. Солнце клонилось к закату. Время для ужина и семьи, время для отдыха. Для копов же, направляющихся ко входу в отдел, время было еще раннее. Предстояло обработать собранные улики, написать рапорты, составить планы на завтра. Даже посадив Эдриена в камеру, Дайер хотел, чтобы патрульные не покидали улиц, а детективы прочесали все подозрительные углы. Каким бы ни был его конкретный план, он желал, чтобы к самому раннему утреннему выпуску новостей подкопаться было бы решительно не к чему. Короче говоря, «свистать всех наверх», – и Элизабет планировала воспользоваться сопутствующим хаосом, чтобы получить то, что ей было нужно.

Она по-прежнему старалась держаться как можно более незаметно, когда прокативший мимо фургон криминалистов свернул на служебную парковку позади здания отдела. За ним последовали три патрульных автомобиля, а потом – Бекетт, Дайер и два разных прокурорских работника из конторы окружного прокурора. Последним приехал Джеймс Рэндольф – перед ней промелькнули гора плоти, отблеск гладко выбритой башки и небритая физиономия. Вот он-то ей и нужен – непокорный, крепкий и грубый старый негодяй, который всегда считал, что всякие правила честного во всем прочем копа не должны касаться практически никаким боком. Вообще-то после случившегося в подвале он сам подошел к ней и сказал, что ей надо было просто выбросить трупы в какую-нибудь подходящую канаву и никому ни о чем не рассказывать. Поначалу Элизабет подумала, что он просто шутит, но его откровенно бандитская физиономия оставалась абсолютно серьезной.

«Там всяких лесов вокруг до беса, деточка. Полным-полно глухих, тихих, охренительно темных лесов».

Элизабет дала ему десять минут побыть в отделе, а потом позвонила на мобильный.

– Джеймс, привет, это я. – Она не сводила глаза с окна, возле которого стоял его стол, и ей показалось, что там двинулась какая-то тень. – Ты уже ужинал?

– Собираюсь заказать что-нибудь сюда.

– У Вонга?

– Что, я такой предсказуемый?

– Давай я тебя угощу.

Элизабет услышала, как скрипнул его стул, и представила, как он забрасывает ноги на поверхность стола.

– Это был чертовски длинный день, Лиз, а за ним предстоит чертовски длинная ночь. Может, сразу скажешь, что тебе от меня надо?

– Ты слышал про Эдриена?

– Естественно.

– Я хочу поговорить с ним.

Протикало семь долгих секунд. По улице проносились машины.

– Хрустящая говядина[18], – наконец произнес Рэндольф. – И не забудь про палочки.

* * *

Они встретились через двадцать минут у неприметной полуподвальной двери, врезанной заподлицо в бетонную стену.

– Короче, сделаем так. – Рэндольф впустил ее в здание. Коридор был здесь выкрашен зеленой краской, пол застелен блестящим искусственным линолеумом. – Пойдем быстро и по-тихому, а ты держи рот на замке. Если в коридоре кого-нибудь встретим, постарайся выглядеть тише воды ниже травы. И заруби себе на носу, что я тебе сказал насчет рта. Если потребуются какие-то объяснения, я сам.