Мартов схватил со стола видеокамеру: кассеты нет, аккумулятор пуст. Понятливый Бабкин выложил на стол зарядное устройство, чистую кассету и, готовясь к съемке поправил галстук. При этом он успел подлить себе виски и пофилософствовать:

– Вы не представляете, какая это радость исповедаться перед камерой. Это так муторно, когда держишь в себе всю эту гадость. А выплеснул наружу – и свободен душой. Свободен и чист! Исповедь есть великое изобретение человечества…

Мартов навел камеру и приказал:

– Прекрати трепаться, Бабкин. Говори!

– О чем говорить?

– Обо всем! О Доне поподробней. Как вы нас снимали. Кому та кассеты передал.

– Понятно… Снимать я вас не хотел. Я даже резко возражал. Но Дон, то есть гражданин Кошевой Виктор Олегович, это страшный человек…

Зоя начала волноваться. Сергея не было значительно дольше, чем он обещал. Она не думала, что он может совсем не вернуться. Она вообще ни о чем плохом не думала – просто волновалась.

Когда он появился, Зоя все сразу поняла – ее Сережа просто очень долго искал шампанское. Искал и не нашел.

Из угла бассейна она видела, что он не стал сразу раздеваться, а спрятался в закутке рядом с сауной. Там было зеркало и умывальник.

Зоя вышла из воды и, пытаясь не поскользнуться на мокром полу, подошла сзади. Сергей мокрым полотенцем скоблил рубашку на правом плече.

– Что случилось, милый?

– Пустяки, Зоя. Просто я заметил немного крови. Ты не очень хорошо выстирала рубашку. Ты же сегодня в первый раз стирала мужские вещи?

– И не только это. Я много что делала сегодня в первый раз.

– Понравилось?

– Очень!

– Тогда поедем продолжать. Мне уже надоели мокрые дела в этом бассейне. Пора и в кроватку.

Она одевалась, радуясь откровенным шуткам, которые еще вчера она сочла бы пошлыми и мерзкими.

«Но странно, что кровь осталась на правом плече. Не было ее там… или я не заметила. Теперь надо учиться мужские рубашки стирать. И еще многому надо теперь учиться…»

– Сережа, а ты уже договорился? Завтра мы тоже сюда приедем?

– Обязательно. Проснешься и поедем.

Мартов усмехнулся и про себя добавил еще два зловещих слова: «Если проснешься…»

* * *

После ночной вылазки они спали с чувством глубокого удовлетворения.

В восемь утра Савенков проснулся со смутным желанием просмотреть-таки те кассеты, из-за которых и начался весь сыр-бор. Но видеомагнитофон был лишь в доме соседа, где наверняка еще спали и Славин, и Татьяна. Раньше полудня к ним нельзя. Есть вероятность опять попасть в пикантный просак.

Савенков понял, что с мыслями о кассете он не уснет. Обычно специалисты по засыпанию советуют считать овец, тихо лежать и монотонно повторять: «Одна овца прошла, вторая овца, третья…» Поскольку с этой живностью на даче Савенкова была напряженка, он начал считать огурцы, которых в его теплице было больше, чем баранов в степи.

«Один огурец висит, второй огурец, третий…» На сороковом он заснул.

У телевизора собрались перед завтраком, около двух часов дня.

На экране появились мужики в простынях и начали деловое совещание: о продаже кораблей, о счетах в банке, о назначениях. Татьяна вытерпела с Натальей пятнадцать минут и убежала готовить завтрак.

Просмотрев кассеты до конца Славин и Савенков были взволнованы, но по разным поводам. Первый, понимая какой ценной информацией они завладели, был весел и от удовольствия потирал руки. Савенков по той же причине был мрачен:

– Ты не понимаешь, Глеб, куда мы с тобой вляпались. Эти шестеро только на экране выглядят голыми. За ними структура. Тысячи людей. Я не хочу с ними воевать.

– Не надо воевать. Давай продадим им кассеты.

– А моральные принципы… Да не в них дело. Нам не невинность важно сохранить, а жизнь. Для этих банных заседателей страшно уже то, что мы слышали их разговоры.

– А откуда они знают, что мы все знаем.

– От верблюда. В смысле – от Бабкина. Он выложил нам все и теперь не остановится… Вот вляпались! Недавно из-за одного прокурора с двумя девками вся страна на ушах стояла. А тут шесть персон такого же уровня.

Пытаясь разрядить обстановку, Татьяна включила телевизор. Шел «Криминальный канал». На экране было то, что Савенков сам снимал ночью: кабинет директора «Аркадии», его стол, кресло и сидящий в нем Бабкин. Только тогда он говорил и был живой, а здесь показали отвалившуюся на плечо голову с кровавым пятном на виске.

Кадры были шоком, но еще страшнее директорский текст: «… Есть уверенность, что это убийство будет быстро раскрыто. Один из сотрудников охраны «Аркадии» подтвердил, что ночью Илья Бабкин пришел в свой кабинет с группой лиц, среди которых был гражданин С. Уже около месяца он находится в розыске за убийство своего брата. По оперативным соображениям мы пока не можем назвать его фамилию… В настоящее время составляются фотороботы трех лиц посетивших и, вероятно, убивших Илью Бабкина».

Реакция Татьяны была решительной и громкой:

– Но мы же его не убивали!

На что Савенков резонно заметил:

– Это мы скажем в последнем слове. Есть даже шанс, что суд нам поверит.

Продолжить комментарий они не успели. Пошел следующий сюжет. Казалось, что большего шока, чем тот, который они получили две минуты назад, уже и быть никогда не может. Но никогда не говори «никогда»!

Всезнающий диктор продолжил:

«Сегодня утром в Теплом Стане обнаружен труп молодой женщины. Она была задушена во время сна в собственной квартире… Возможно, что это преступление связано с убийством Ильи Бабкина. В сумочке несчастной найден билет в центр «Аркадия», датированный сегодняшним числом… Остается предположить, что гражданин С. после убийства Бабкина начал убирать свидетелей…»

Савенков вытащил из кармана маленькую кассету с ночными признаниями Ильи Бабкина и бросил ее на стол:

– Как было хорошо вчера! Мы предъявляем эту кассету. После чего Дон садится в тюрьму, а ты, Глеб Васильевич, выходишь с чистой совестью… Даже если наш адвокат продемонстрирует эту запись, то прокурор ответит, что под угрозой смерти несчастный Бабкин мог наговорить в камеру что угодно. И мог даже оклеветать честного гражданина Виктора Олеговича Кошевого… Ждите, друзья. Завтра на каждом столбе будут наши с Глебом рожи и ваши личики под шапкой: «Их разыскивает милиция».

Город изменился. Последний раз Олег Крылов был в Севастополе четыре года назад. Как и сейчас, ту поездку нельзя назвать экскурсией – это были сплошные «казаки-разбойники» со стрельбой, погоней и пожаром. Суматоха была страшная, но были и встречи с местным народом: с моряками, продавщицами, таксистами. Тогда все они жили верой, надеждой и любовью. Любовью к России, надеждой, что она их не бросит, и верой, что воссоединение произойдет очень скоро… Олег почувствовал изменение именно в этом. Не тот дух. Пропал победный настрой. Любовь к России осталась, но вера пропала, а надежда стала слабенькой, с обидой и недоумением.