Все это случилось уже после того, как бывший разведчик избавился от пакаля. А пакаль, в свою очередь, избавил его от необходимости кормить собой монстра. Что неизбежно случилось бы, замешкайся Кальтер или промахнись. Хотя промахнуться мимо широченной оскаленной пасти, когда она раскрылась всего в метре от тебя, сложно даже в такой суете и нервотрепке. Все, что сделал «молотобоец», это разжал пальцы в ту секунду, когда тварь врезалась в препятствие. И больше от него ничего не потребовалось.

Каким бы прочным ни был череп гадины, такой удар не обошелся бы без последствий даже для танковой брони. Куприянов как будто уронил на голову врагу железнодорожный рельс длиною около восьмидесяти метров, причем уронил не плашмя, а торцом… Комментарии, как говорится, излишни. И кто вышел победителем из этого столкновения, тоже совершенно очевидно.

Грохот от очередного тарана слился с двумя другими грохотами — одновременным падением на пол артефакта и исполинского мертвого тела. Что стало с последним, Кальтер увидел позднее. Уже после того, как поднялся на ноги и, выждав, когда у твари закончится агония, вышел полюбоваться результатом своей кровавой работы.

Голова чудовища выглядела так, словно ее разорвали надвое тракторами. Картина эта согрела куприяновскую душу лучше глотка хорошей выпивки. Спасти чудовище отныне мог разве что какой-нибудь маг-некромант, умеющий оживлять мертвых драконов. Но поскольку специалистов по черной магии здесь не имелось, а «серые» вроде бы такой ерундой не занимались, то в истории этой твари можно было с полной уверенностью ставить точку.

— Зверюга издохла! Вылезай! — позвал Обрубок напарника, постучав по барокамере. — И не забудь дескан, а то, боюсь, без него в этом месиве из мозгов и костей мы наш пакаль не отыщем.

Открыть основной выход Эйтору уже не удалось. Передняя стенка была измята настолько, что крышку люка перекосило в проеме и заклинило. Пришлось затворнику выбираться наружу тем же путем, каким он вытолкнул Кальтера — через аварийный люк. И когда Рамос наконец присоединился к стоящему у поверженного титана Обрубку, оба компаньона к этому моменту уже мало-мальски успокоились и привели в порядок мысли.

— Что дальше, сеньор? — осведомился Эйтор, протягивая Кальтеру дескан.

— Возвращаемся наверх, — ответил тот. — Здесь нам больше делать нечего. Если только ты не желаешь пробить дыру во внешней обшивке и затопить этот гадючник к чертям собачьим.

— Зачем? — пожал плечами чилиец. — Так нам разлом не закрыть. А гады, что из него лезут, умеют плавать под водой и все равно доберутся до верхних уровней.

— Вот я и говорю: незачем нам тратить время на всякую ерунду, — согласился Куприянов. — К тому же не забывай, что здесь, внизу, сейчас безопаснее всего, а нам в любой момент может понадобиться от кого-нибудь удрать и спрятаться. Так что не будем отрезать себе пути к отступлению, затапливая эти этажи.

— Дерьмово нам придется наверху без оружия, — посетовал Эйтор. — Это здесь, кроме тварей, больше никого нет. А там еще неизвестно, кого надо больше бояться: четвероногих или двуногих. Да и пакалем тоже не много навоюешь против автоматов и гранат.

— Мы не станем ни с кем воевать без крайней на то необходимости, — пообещал Кальтер, хотя и знал, что сдержать это обещание в разворошенном осином гнезде, куда они собирались сунуться, будет нереально. — Но перед тем, как мы уйдем, мне надо сделать одно дело. Очень важное. И я отсюда ни ногой, пока не закончу его!

— Вы все-таки хотите попытаться закупорить разлом?

— Да ну его к чертовой матери, этот разлом! — отмахнулся Куприянов. — Пускай он и дальше выплевывает тварей — чем больше их накинется на зэков и охрану, тем лучше… Нет, я имел в виду кое-что другое. Мне срочно нужна какая-нибудь резинка.

— Резинка? — удивленно переспросил Рамос. — Зачем?

— Эластичный бинт или что-то в этом духе, — уточнил Обрубок. — Просто хочу привязать пакаль к культе. Не постоянно же его в руке носить? А вдруг мы разживемся нормальным оружием, и как прикажешь мне тогда из него стрелять? Да я и от обычного топора сейчас бы не отказался. Не хотелось бы, знаешь ли, пробивать в полу дырки всякий раз, когда на нас будут нападать.

— Действительно, проблема, — озадаченно наморщил лоб Эйтор. — Даже не знаю, чем вам помочь, сеньор. Разве что эластичный бинт есть в аптечке, которую мы в шахте бросили.

— Да, аптечку забывать нельзя. Не знаю, есть ли в ней то, что мне надо, но оставлять здесь лекарства и бинты было бы глупо, — заключил Кальтер. — Ладно, сбегай, принеси ее сюда, а я пока отыщу наш пакаль. Сдается мне, что по закону подлости он утонул в самой гуще этих отбросов…

На шестом уровне, откуда этим утром охотники за пакалями начали свой поход, воняло дымом. И не только пороховым. Наверху что-то горело, и пожар был явно не один. Немудрено, ведь первое, что наверняка учинили дорвавшиеся до беспредела Факельщики, — это подожгли все, что было можно поджечь. И теперь небось не знали, как это погасить. Потому что даже стойким борцам за свободу вряд ли нравилось терпеть невыносимую вонь, которую вдобавок они сами и наделали.

Пахну́вшая из коридора гарь заставила Эйтора скривить лицо и зажать нос. Зато Кальтер, напротив, втянул ноздрями едкий дым и улыбнулся… Запах войны! Кто бы мог подумать, что он обрадуется, когда вновь унюхает эту мерзость и окунется в нее с головой!

Обрубок лишь сейчас понял, как скучал по этой атмосфере. И как пагубно влияла на него унылая тюремная жизнь. Она отупляла бывшего шпиона-оперативника и превращала его в обычного заключенного. Единственное желание которого — дожить до очередной ночи. Затем, чтобы под покровом темноты предаваться воспоминаниям о прошлом и о свободе, которую он уже никогда не увидит.

Экспедиция к черному разлому и схватки с чудовищами взбодрили отвыкшего за год от такой жизни Кальтера. Но это была не та война, где он чувствовал себя как рыба в воде и где у него была цель, за которую действительно стоило бороться. Пакали на роль такой цели подходили слабо. Они могли стать для Обрубка ключами к свободе, а могли и не стать. Зато теперь, когда он точно знал, что за карта у него в руке и кто ему противостоит, Куприянов наконец-то ощутил вкус настоящей борьбы. И был готов отринуть все ограничения, которые накладывал на себя в тюрьме.

Еще вчера он старался не встревать в неприятности, чтобы только дожить до сегодняшнего дня. И вот этот день настал. День, когда Кальтеру надо собрать в свой единственный кулак все силы и бросить их на поиск выхода из этого отвратительного, гибельного места…

На надводных уровнях «Рифта-75» шла та война, в которой Кальтер участвовал большую часть своей жизни. И к которой был наиболее привычен. Главное в такой войне — это разведать диспозицию вражеских сил, держать под контролем ситуацию и не дать противнику застать тебя врасплох.

С последним, правда, могли возникнуть проблемы. Маневрирование в тюремных лабиринтах, где кишели разъяренные зэки и вооруженные охранники, являло собой натуральную головоломку. Она изобиловала смертельными тупиками, и проигрыш в ней мог стать окончательным и бесповоротным. Впрочем, за годы своей военной службы Кальтер редко оказывался в лабиринтах, где его не поджидали разного рода «минотавры». Так что кое-какой опыт подобных игр у него имелся.