хороший совет: не относись к себе так серьезно. Дело ведь совсем не в тебе. Пойми это и продолжай жить, как жил до сих пор!

— Да, — прошептал Джиги, уставившись в пустоту, — понять это…

В телефоне звякнуло, и Джиги положил трубку. Он лег грудью на стол и закрыл руками лицо. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий.

С этого дня Джиги потерял к себе всякое уважение. Он забросил все свои планы и продолжал жить, как раньше, но все время чувствовал себя обманщиком. Он и стал им. Раньше он был во власти крылатой фантазии и беззаботно парил над действительностью. Теперь он просто врал.

Он стал шутом, пустой марионеткой — и сознавал это. Его рассказы становились все глупее и душещипательнее. Но это вовсе не уменьшало его славы, наоборот, считали, что он овладел новым стилем, многие пытались ему подражать. Джиги стал очень модным. Но это его не радовало. Теперь-то он знал, кому всем этим обязан. Он ничего не выиграл. Он все потерял.

С выступления на выступление мчался он в автомобилях, летел на самых быстрых самолетах и без конца диктовал — где бы ни был — все те же старые рассказы в новом облачении. В газетах писали, что он «удивительно плодовит».

Так мечтатель Джиги превратился в лжеца Джилорамо.

Намного труднее было Серым господам справиться со старым Беппо-Подметальщиком.

После той ночи, когда исчезла Момо, он часто сидел в свободное от работы время в старом амфитеатре и ждал. День ото дня росло в нем беспокойство. И когда ему совсем стало невмоготу, то, невзирая на все доводы Джиги, он решил обратиться в полицию.

«Пусть уж лучше Момо запрут в приют с решетками на окнах, чем ее схватят Серые господа, — говорил он себе. — Если только она вообще еще жива. Из такого приюта она уже однажды сбежала, сбежит еще раз. А я постараюсь сделать все, чтобы она туда не попадала. Но сначала надо ее найти».

Он отправился в ближайший полицейский участок на окраине города. Некоторое время переминался он перед дверью с ноги на ногу, вертя шляпу в руках, потом собрался с духом и вошел.

— Что вам угодно? — спросил дежурный полицейский, который как раз занят был заполнением какого-то сложного формуляра.

Беппо, как обычно, потребовалось некоторое время, прежде чем он выдавил из себя:

— Должно быть, случилось что-то страшное…

— Вот как? — сказал полицейский, продолжая писать. — И о чем же речь?

— Речь идет о нашей Момо, — ответил Беппо.

— Девочка?

— Да, маленькая девочка.

— Это ваш ребенок?

— Нет, — растерялся Беппо, — то есть да, но отец не я.

— Нет, то есть да! — разозлился полицейский. — Чей же это ребенок? Кто родители?

— Этого никто не знает, — ответил Беппо.

— Где ребенок зарегистрирован?

— Зарегистрирован? — переспросил Беппо. — Ну, я думаю, у нас. Мы все ее знаем.

— Значит, не зарегистрирован, — со вздохом установил полицейский. — Известно ли вам, что это противозаконно? У кого живет ребенок?

— У себя, — ответил Беппо. — Это значит в старом амфитеатре. Но сейчас она уже там больше не живет. Она исчезла.

— Минуточку, — сказал полицейский. — Если я вас правильно понял, то в старых развалинах жила до сих пор девочка по имени… как вы сказали?

— Момо, — подсказал Беппо.

Полицейский стал записывать: «…по имени Момо…»

— А дальше? Как полное имя и фамилия?

— Момо — и всё, — сказал Беппо.

Полицейский почесал в затылке и озабоченно взглянул на Беппо:

— Так дело не пойдет, мой милый. Я хочу вам помочь, но так заявления не подаются. Скажите-ка мне сперва, как зовут вас самих.

— Беппо, — сказал Беппо.

— Дальше как?

— Беппо-Подметальщик-Улиц.

— Я хочу знать фамилию, а не профессию!

— Это и то и другое, — терпеливо сказал Беппо.

Полицейский отложил ручку и схватился за голову.

— Господи боже мой! — сокрушенно пробормотал он. — И почему этот старик явился именно в мое дежурство!

Он опять выпрямился, расправил плечи и, ободряюще улыбнувшись, обратился к Беппо словно к больному:

— Ну ладно, личные данные можно и потом записать. А теперь расскажите все по порядку.

— Все? — усомнился Беппо.

— Все, что относится к делу, — ответил полицейский. — У меня, правда, совершенно нету времени. До обеда я должен заполнить всю эту гору формуляров, нервы — никуда, я на пределе, — но все равно садитесь, спокойно выкладывайте все, что у вас на сердце.

Он откинулся назад, закрыл глаза и застыл с видом мученика, поджариваемого на сковороде. И Беппо начал рассказывать — как обычно, обстоятельно и на свой лад: о появлении Момо в амфитеатре, о ее своеобразных наклонностях, потом о Серых господах и об их сборище на мусорных отвалах, которое видел сам.

— И в эту самую ночь, — закончил Беппо, — Момо исчезла.

Полицейский долго, с грустью, смотрел на Беппо.

— Другими словами, — сказал он наконец, — жила-была в высшей степени необыкновенная маленькая девочка, существование которой недоказуемо, и какие-то привидения, которых, как известно, не бывает, увели ее бог знает куда. Но и это под сомнением. И всем этим должна теперь заняться полиция?

— Да, пожалуйста! — сказал Беппо.

Полицейский перегнулся через стол и гаркнул:

— Дыхните-ка на меня!

Беппо не совсем понял, в чем дело, пожал плечами, но все же послушно дыхнул полицейскому в лицо.

Тот понюхал и покачал головой.

— Вполне очевидно, что вы не пьяны.

— Нет, — пробормотал Беппо, покраснев от смущения. — И никогда не был.

— Почему вы тогда рассказываете мне весь этот бред? — спросил полицейский. — Или вы считаете, что полицейские такие идиоты и поверят бабушкиным сказкам?

— Да, — простодушно ответил Беппо.

Терпение полицейского лопнуло. Вскочив с места, он ударил кулаком по толстому формуляру:

— С меня довольно! Немедленно убирайтесь вон, или я арестую вас за оскорбление власти!

— Извините, — испуганно залепетал Беппо. — Я вовсе не хотел. Я хотел сказать…

— Вон! — взревел полицейский.

Беппо повернулся и вышел.

В последующие дни он то и дело появлялся в других полицейских участках. Разыгрывавшиеся там сцены мало чем отличались от первой. Его выбрасывали на улицу, или вежливо просили уйти домой, или нежно утешали, чтобы только