золотые горы.

Корреспондент серьезен был.

К нему Савва лезет с расспросами — откуда, чего хочешь? Савва колоритный, на него объектив направили, он ушами стал шевелить и ржет как всегда. Корреспондента обступили, тот, видно, бывалый — быстро нашел общий язык с таборными.

Тут начальство заявилось.

Корреспондентов оттеснили, зашумели: «Грузиться!»

Как будто так задумано было: тютелька в тютельку сработали корреспонденты. Вроде как их заслуга. А просто так случилось — одно за другое. Чего в жизни не бывает?

Суета началась. Колонну формировали тут же.

Иван подсадил коротышку Витька, закинул в кунг сумку.

«Ну, понеслась», — решил Иван; сам полез — схватился руками за железный борт.

Когда колонна тронулась, долго смотрел Иван назад. Там в пыльном облаке стояли двое: корреспондент с оператором. Иван поднял руку и помахал, вроде спасибо сказал. Вдруг вспомнил, полез в карман, достал и развернул листок с фамилией.

— «Колмогоров Евгений Борисович, комендатура Ленинского района…» Слышь, Савва, в Ленинскую едим ведь?

— А мне по-белому, да. Только не в горы, ноги там стоптал. Шатой этот.

Иван огляделся.

Костя с Витьком рядом.

«Как же это я про полковника забыл? — снова в бумажку. — Колмогоров, Колмогоров…. Что ж, значит, так тому и быть».

Глава Четвертая

Примерно во втором часу от полудня полковник Евгений Борисович Колмогоров возвращался в комендатуру из Ханкалы; он трясся на переднем сиденье и равнодушно глядел в окно на мелькавшие мимо развалины. Бронированный комендантский уазик, обогнав на Минутке растянувшуюся в полквартала военную колонну, промчался на бешеной скорости участок улицы и нырнул в тоннель под Романовским мостом. На блокпосту за мостом водитель моргнул ментам фарами и повел УАЗ меж воронок и канализационных люков дальше, в сторону проспекта Победы.

Терзали коменданта тревожные мысли:

«Стрелочник этот Вовка Филатов. Ведь ты смотри, как повернул, говнюк: пять подрывов за месяц, слабо организована инженерная служба! Резюме бл… Будто я крайний на весь район».

Но что мог поделать Колмогоров? Это, когда один на один, Филатов — Вовка, а когда на докладе у командующего — главный комендант города, полковник Филатов. Филатов, конечно, тоже своих пистонов получил, да все получили. Колмогоров уже привык: как совещание, так одни разговоры — обстановка ухудшается, бандгруппы активизируются, минная война прет полным ходом. Да что говорить! Коменданта с Заводского района рванули ведь? Рванули. А в Старых Промыслах… вся дорога крестами уставлена.

Не в настроении Колмогоров.

Водитель давит на педаль, чуть не подбородком в руль упирается. Двое охранников притихли на заднем сиденье.

Вот и его, Колмогорова, Ленинский район осятник. Плюнь в окно, попадешь в бандитскую рожу. Да тут зачищать днем и ночью, тралом морским вытраливать. Менты командировочные отдуваются на спецурах. Саперы комендантские: каждый день — то фугас, то обстрел. Да не приведи бог кого из местных зацепят, — набегут правозащитники, журналисты, всякая сволочь тыловая. Знать по делу ничего не знают, а вони разнесут по всему свету. Федералы. Это ж ругательством стало! Этим словом теперь малых детей пугают.

Командующего понять можно. На него сверху давят: война закончилась, новая власть собирается из Гудермеса переезжать в Грозный. А как переезжать, если фугасы на дорогах, по ночам обстрелы, народ местный не знает, кому верить: учителей стреляют, глав районов вместе с семьями пускают под нож, ментов и прокурорских рвут. Комендантские озверели окончательно, с ума посходили. Э-э, да что там говорить.

У Старого рынка водитель влетел в яму — тряхнуло. Колмогоров — чуть не в стекло лбом.

— Сашка, мать… смотри, черт!

— Виноват, тащ… тут быстрее бы надо.

Впереди замаячил бэтер с десантом на броне; у обочины солдаты с щупами.

Водитель кивнул в их сторону:

— Вон, товарищ полковник, централка. Саперы из центральной комендатуры топают, филинские. Чего-то днем их понесло.

Не успел водитель договорить, как вдруг все смешалось: впереди, там, где только что был виден бэтер и солдаты, ярко вспыхнуло. Из серого облака поднялся к небу черный бархатистый гриб, сразу вслед оглушительно громыхнуло.

Завизжали тормоза.

Колмогоров руками вжался в панель: с колен на пол полетели фуражка, папка с документами.

— Накаркали!.. Давай к обочине — ну!

Тяжелый бронированный кузов повело юзом; водитель, вцепившись в баранку, выровнял машину, нацелившись на разворот, бешено закрутил рулем. Возле подорванной брони стрельнули, потом еще и еще; тяжело закашлял пулемет. Колмогоров жестом удержал водителя, приказал остановиться у вывернутого бордюрного камня, метрах в ста от подорванной брони. «Такое вот, Вовик, резюме», — по лицу своему Колмогоров провел рукой, по щеке: щетинистая щека колючая, а ведь с утра брился! Нервы, нервы…

Один из охранников, здоровяк Тимоха, придерживая берет на голове, выскочил из машины, огляделся — сунулся обратно:

— Товарищ полковник, не надо здесь стоять. Поехали. Центральную комендатуру, саперов, ихнюю броню накрыли. Они сдуру и по нам могут.

Застрочили бешено автоматы.

— Отставить, Тимофеев, сказал. Вызывай базу. Аликбаров, дуй за машину, задний сектор держи. Сашка, — он кивнул водителю, — здесь стоишь.

Громадина Паша Аликбаров, сибиряк из красноярцев, — он в полтора раза больше Тимохи, но ловок, и двигается быстро, — с пулеметом примостился у обочины. Потрогал ленту и, примерившись, от пояса дал несколько коротких очередей вдоль улицы по верхушкам деревьев. Тимоха обернулся на выстрелы: увидел, как побежали с перекрестка от рынка люди; некоторые, присев на месте, вытягивали руки в их сторону — открывали рты, скалили зубы.

— Паша, пониже возьми. Им, сукам, весело.

Длинная очередь скосила ветки прямо над головами любопытных. Те кинулись врассыпную.

— База, — Тимоха прижался щекой к рации, — подрыв на Победе. Саперы с централки.

Минут через десять подскочили две брони с ленинской разведкой.

Стрельба стихла.

Колмогоров, связавшись по рации с разведкой, выбрался из машины. Махнув Тимохе, зашагал прямиком к подорванному бэтеру.

Убитых, двоих молодых солдат без касок — одного с вывернутой челюстью и почти сорванным скальпом, другого с бордовым в черную точку обожженным лицом и мокрой кровяной грудью — уложили рядышком поперек тротуара.

С «двухсотых» уже сняли разгрузки.

Они лежали с раздавленными взрывом грудными клетками, впавшими животами, синими пальцами рук, отрешенные от всего земного. И уже никто к ним не подходил, не смотрел — не пытался перевернуть, положить удобней.

Раненых оказалось трое.

Броня разведчиков с «тяжелым» унеслась в Северный госпиталь.

Двое легких — офицер и немолодой солдат — сидели прямо на асфальте, близко от горячей дымящейся воронки. У солдата бинтом подвязан был подбородок; солдат заваливается на бок, неловко вывернув ногу, держится обеими руками за бинты и тихо стонет.

Возле офицера возится медсестра.

Колмогоров подошел и стал близко за ее спиной.

Медсестра — женщина молодая, миловидная: