class="p1">Она тяжело дышала, ей было больно, и все равно она казалась почти счастливой.

– Что хорошо?! – перепуганно закричала я. – Ми Рэ! Кто это был?

Я цеплялась за нее, пытаясь согреть ей руки, и до последней секунды ловила ее пьяно сияющий взгляд. Волосы Ми Рэ медленно извивались в воде, как у водных дев ино, лицо, только что искаженное болью, стало спокойным. Я кричала и плакала, потому что неотвратимость судьбы предстала передо мной во всей красе. Если бы только Ми Рэ вчера согласилась проверить их совместимость с Гилем, я бы спросила у нее дату рождения, сразу поняла бы, какую стихию она воплощает, и ни за что не позволила ей сюда прийти. Я вообразила все так ярко, будто это произошло на самом деле: экран приложения, на котором появляются четыре синих значка.

Год: вода. Месяц: вода. День: вода. Час: вода.

Ми Рэ не увлекалась гороскопами, подсмеивалась над моей работой, она не знала, под знаком какой стихии родилась. А теперь… Я горько плакала, уткнувшись лбом в ребра Ми Рэ, пока меня не оттянули от нее.

– Отпусти, – сказал Чон Мин у меня над ухом. – Отпечатки. Может, что-то осталось, хотя в воде…

Сердце под его рубашкой билось очень быстро, и, хотя голос его казался спокойным, это бешеное сердцебиение врать не могло: Чон Мин напуган до смерти. Я привалилась к нему сильнее, не замечая, что мы сидим едва ли не по пояс в воде.

Девушка стихии воды мертва. Мы были прямо рядом с ней – и не смогли этого предотвратить. Дождь, который пошел так вовремя, – случайность? Конечно, не тайфун убил ее и уж точно не он расстегнул ей блузку, и все же…

Впрочем, уже неважно. Мамино предсказание оказалось верным, я умру молодой, я буду следующей жертвой, и ничего нельзя сделать. Влюбилась, и наказание пришло немедленно. Рядом горько плакал Гиль, скорая помощь все не приезжала, а может, в такую погоду она вообще сюда не доберется. Но и это уже неважно – Ми Рэ была мертва. Полиция, например, уже здесь, и что толку?

Дождь стих окончательно, в баре не осталось никого, кроме нас. В наступившей тишине Чон Мин огляделся и поднял меня на ноги.

– Надо скорую дождаться, – вяло запротестовала я.

– Не надо, Гиль дождется. Идем.

Я в последний раз взглянула на безмятежное лицо Ми Рэ. Вода доходила ей до ушей, влажно поблескивала, окружала со всех сторон, и сейчас этот блеск казался тошнотворно враждебным. Вода – прекрасная и мирная стихия, дающая жизнь всему на свете, но сейчас я не могла отделаться от ощущения, что именно она убила Ми Рэ. Чон Мин вытащил меня за дверь бара, и я заторможенно уставилась на разрушения, которые учинила вода. Терраса разрушена, опоры навеса рухнули, повсюду плавают листья, банки, пакеты. Пахнет мокрой зеленью и переломанными ветками, воздух словно набух от влажности.

Загребая ногами воду, мы дошли до серой машины, оставленной прямо под знаком «Парковка запрещена». Чон Мин распахнул дверцу и помог мне лечь на заднее сиденье, сел за руль и включил музыкальный диск, чего обычно не делал. Это оказались проникновенные песни на китайском – занудное ретро, которое, наверное, еще дед Чон Мина слушал.

И все равно мне захотелось поселиться в этой машине. Слушать отстойные китайские треки целыми днями, лежа на прохладном кожаном сиденье, и ехать, ехать далеко-далеко. Но вряд ли получится, потому что через три дня я умру. Всю жизнь боялась смерти и, оказалось, не зря.

«Какой драматический финал вечера», – сказал в моей голове голос Чон Мина, который часто комментировал теперь мои мысли, но сам Чон Мин молчал, нервно постукивая по рулю. Я лежала очень тихо, глядя на него в просвет между сиденьями, пока мои глаза не закрылись.

Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Тесная комната, на стенах – нарисованные тушью виды гор и лесов, я лежу на застеленной кровати, укрытая пледом, пахнущим химчисткой. Комнату наполнял неяркий свет раннего утра. Либо меня похитили, либо… На углу кресла висел знакомый полицейский бейдж, и эта картина меня сразу успокоила. Вот это романтика: Чон Мин отнес меня в свою берлогу, пока я спала.

На себе я обнаружила мужскую пижаму и смутилась. Белья под ней не было. Вчера я сильно промокла, сидя рядом с Ми Рэ на полу затопленного бара, вряд ли было бы приятно спать в липнущей к телу холодной одежде, и все равно… При мысли о том, что Чон Мин все снял с меня, чтобы переодеть, стало очень стыдно. Голой я точно не выгляжу безупречно. Почувствовал ли он отвращение, когда переодевал меня? Старался ли продлить касания или поскорее с ними покончить?

Свои кроссовки я обнаружила около кресла. В них были трогательно вставлены сушилки для обуви. Я умилилась, не стала их трогать и босиком пошлепала на поиски ванной.

Скромно, но чисто. Я быстро умылась и прополоскала рот, одновременно изучая каждую деталь непритязательного быта Чон Мина. Все простое и дешевое, даже мыло, – если бы мы поженились, он заставил бы меня беречь каждую тысячу вон. Я на несколько секунд зависла, воображая, как мы притирались бы характерами. Он – экономный, я – из богатой семьи. Интересно, кто платил бы за свадьбу? У него вообще есть семья? На свадьбу положено приглашать всех родичей, даже дальних, – было бы неловко, если бы с его стороны никто не пришел.

– Предсказательница Ли, кофе будете? – крикнул Чон Мин, вырывая меня из фантазий.

Вчера, около тела Ми Рэ, он назвал меня на «ты», а сейчас и лицом, и словами будто хотел подчеркнуть – все, что было вчера, там и останется.

– Да! – неестественно тонким голосом крикнула я и вышла из ванной.

Чон Мин в огромном зеленом свитере, которого я еще на нем не видела, варил кофе в кухонном уголке гостиной. Он приоделся в мою честь? Свитер вроде бы новый… Чон Мин вежливо указал мне на стул. Надо же, во всей квартире европейская мебель. С учетом его старомодных вкусов, я была уверена, что жилище у него более традиционное. Эта квартира словно досталась инспектору от какого-то предшественника, и вся, до последнего гвоздя, ему не подходила.

– Вы не приставали ко мне во сне? – спросила я, просто чтобы разрядить обстановку.

– Даже жаль вас разочаровывать, – ответил он. – Сахар?

Какое-то время мы молча пили кофе. Потом он предложил мне рис из новенькой мультиварки, которая тоже ему не подходила. Дорогой бренд, пара десятков разных программ, – а ее хозяин