— А теперь, сэр, позвольте угостить вас чашечкой чая и кусочком торта. У Патрика сегодня выходной, а девчонку я отпустила домой проведать мать, но буду счастлива вам услужить.

— Если это вас не слишком затруднит, Бриджит. Я с удовольствием выпью чая, но… никакого торта.

— А-а-а… Я и запамятовала, что вы поститесь. Как только чайник закипит, я мигом принесу вам чашечку чудесного чая. И ваше письмо.

Когда Бриджит ушла, Десмонд сел поближе к камину. Сухие поленья сразу занялись и весело потрескивали. Господи, как приятно снова оказаться здесь! Десмонд буквально впитывал в себя тепло очага и чудесную атмосферу комнаты. Ему не терпелось поскорее прочесть письмо, но в то же время хотелось продлить приятное состояние предвкушения, а потому он решил сначала выпить чая, оставив письмо на десерт.

Ему не пришлось долго ждать. Бриджит принесла большую чашку ароматного, тонизирующего чая, вкуснее которого он еще не пробовал. И когда Бриджит пришла спросить, не хочет ли он еще, Десмонд воскликнул:

— В жизни не пил такого чудесного чая. Это что, какой-то особенный сорт?

— Положа руку на сердце, — улыбнулась Бриджит, — когда я увидела, какой вы замученный, то решила плеснуть сюда добрую толику «Маунтин Дью».

— Тогда все. На сегодня хватит, — рассмеялся Десмонд. — Но я непременно расскажу мадам, что вы своим чаем вернули меня к жизни. Бриджит, раз уж вы так любезно затопили камин, можно я посижу у огня и с полчасика отдохну?

— Сэр, не только можно, но и нужно. Мадам сказала, если вы придете, чтобы чувствовали себя как дома.

Когда Бриджит вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, Десмонд, затаив дыхание, открыл письмо.

Мой дорогой, мой драгоценный Десмонд!

Я надеюсь, вы окажете мне честь, посетив Маунт-Вернон в мое отсутствие, и тогда получите и прочтете это письмо. Когда перед отъездом я звонила вам домой, к телефону подошел каноник, который сообщил, что вас вызвали к больному. Поэтому я не стала вдаваться в подробности, а только сказала, что мне необходимо срочно уехать в Швейцарию. Теперь о причинах столь неожиданного отъезда. После смерти моей несчастной сестры, которая ушла из жизни каких-то четыре года назад после энного числа лет крайне неудачного замужества, на моем попечении осталась ее дочь и соответственно моя единственная племянница Клэр. У Клэр было, без сомнения, крайне несчастливое детство, что, естественно, не могло не сказаться на ее характере. Она отличается крайней безответственностью, если не сказать необузданностью. Последние два года она училась в одной из лучших швейцарских закрытых школ — в пансионе благородных девиц Шато-ле-Рок. Школа, расположенная в горах в районе Ла-Тур-де-Пей, находится поблизости от моего дома в Бурье, где племянница проводит вместе со мной летние каникулы.

С Клэр все было более или менее хорошо, хотя учителя в своих отзывах действительно указывали на ее определенную недисциплинированность и склонность к нарушению правил, что объясняли живостью характера. Однако накануне вечером я неожиданно получила телеграмму от директора школы майора Култера о том, что Клэр исключили из школы и мне необходимо приехать ее забрать.

Я, естественно, тут же позвонила узнать, в чем дело. Оказалось, что после отбоя в 21:30 Клэр и еще одна девочка, дождавшись темноты, вылезли из окна своего дортуара, взяли свои велосипеды из велосипедного сарая и покатили в Монтрё. Здесь девочки — заметьте, одетые в школьную форму — отправились прямо в дансинг, где быстро отыскали себе партнеров для веселья, которое затянулось далеко за полночь. К счастью, школьная форма их и выдала. Портье позвонил директору, который тут же вскочил в машину и примчался туда, причем как раз вовремя, ибо девчушки уже собирались покинуть дансинг на спортивной машине молодого человека весьма сомнительной репутации.

Нет нужды говорить вам, Десмонд, как сильно я расстроилась или как умоляла майора Култера не предпринимать ничего до моего приезда. Я очень надеюсь, что сумею уговорить его оставить Клэр еще на один год. За это время она, несомненно, наберется благоразумия и приспособится к нашему размеренному образу жизни. И если майор Култер действительно настоит на ее немедленном исключении, то, боюсь, сейчас мне с ней будет просто-напросто не справиться.

Я прямо сейчас выезжаю на машине в Дублин, чтобы успеть на пароход.

Пока меня не будет, я вас очень прошу навещать время от времени Маунт-Вернон и не стесняться заходить в дом. Его двери для вас всегда открыты, а Бриджит предоставит в ваше полное распоряжение кладовую со съестным. Устраивайтесь поудобнее в гостиной и думайте — хоть чуть-чуть — обо мне. Я со своей стороны могу вас заверить, что все мои мысли только о вас.

Нежно любящая вас

Джеральдина

Десмонд дважды перечитал письмо, и не потому, что чего-то недопонял. Нет, ему грела душу та интимность, даже нежность, сквозившая в этих торопливых, наспех написанных строках. И хотя он весьма сожалел о том, что ей пришлось срочно уехать в Швейцарию, в ее отсутствие он получил еще одно доказательство того, что их связывает некое светлое чувство: уважение, преданность и даже любовь, причем в самом чистом понимании этого затертого слова. Десмонд ни секунды не сомневался, что Джеральдина Донован без труда уговорит директора оставить в школе свою трудновоспитуемую племянницу, и с нетерпением ждал скорого возвращения мадам.

Сложив письмо, Десмонд засунул его во внутренний карман и вскочил на ноги. Он вдруг ощутил прилив энтузиазма, что было вызвано письмом и, вероятно, «Маунтин Дью», а также потребность в решительных и немедленных действиях. Его взгляд упал на рояль. Поддавшись неожиданному порыву, он сел за инструмент, открыл крышку и пробежался пальцами по клавишам. «Блютнер» с мягким звучанием — именно таким, как он любит. Десмонд не пел уже несколько месяцев, но сейчас, поддавшись искушению, он сделал глубокий вдох, и комнату наполнили звуки чудеснейшего гимна «О жертва искупительная».

Как чудесно звучал его голос в просторной комнате. Возможно, все дело было в том, что ему наконец-то удалось отдохнуть, но никогда еще он не пел лучше. Затем его выбор пал на Перголези — «Радуйся, Царица, мать милосердия», потом для разнообразия он спел «Та, что проходит мимо».

Десмонд принялся играть на рояле и петь отрывки из своих любимых опер, причем с каждой новой арией исполнение становилось все лучше, и он просто купался в звуках музыки. В заключение Десмонд позволил себе исполнить арию Пако из оперы «Короткая жизнь»[23]. Неожиданно он бросил взгляд на каминные часы. Боже правый, было десять минут пятого! Дети, которых он готовил к первому причастию, уже наверняка ждут его