– тревога. Но все равно – в Ливии немцев бьют, это доподлинно известно.

Вечер

Громадные новости! Петен и Вейган бежали из Виши. Дарлан сдался союзникам. Немцы высадились в Тунисе. Кроме того, они заняли Виши, Марсель, Лион.

Теперь вся Франция в их руках. Это в наказание за то, что она допустила высадку союзников в Алжире и Марокко. И за нежелание французских рабочих и инженеров ехать в Германию. В Париже и других городах Франции большие антигерманские демонстрации молодежи. Черчилль сказал по радио, что для гитлеровской Германии это начало конца. Боже! Теперь «ажно кожа шевелится»!..

Во всяком случае, для нас это передышка. Неочастный Сталинград перестанет (уже перестал) истекать кровью, хотя бои там идут за улицу, за дом, за лестничную площадку.

Воображаю, что делается сейчас в эфире. Какая там давка радиоволн, речей, сообщений, сводок, телеграмм и т. д.!

Что касается меня, то я должна неотрывно писать главу, иначе потом не угонишься за событиями.

14 ноября 1942 года

Тревога вчера вечером была не слишком длительная, но довольно бурная. Стреляли близкие зенитки. Ночью сквозь сон я слыхала гул, но думала, что обстрел. Говорят, была тревога. И вот сейчас опять. И все же она теперь короче и тише… Отбой.

В чем опасность стихописания: обрадовавшись, что перо послушно тебе, – не написать лишнего. Предметы то не даются в руки, то, наоборот, манят внезапными озарениями. Показывают себя с самой выгодной стороны. Стоят, как просители, у входа в поэму или роман: только приоткрой им дверь – они хлынут. Но этого нельзя допускать.

19 ноября 1942 года

У И. Д. опять столько трудностей с «подготовкой к зиме», что у него (неслыханная вещь) тоже начались бессонницы. Вчера он даже просил у меня на ночь валерьян с ландышем. Я напоила его и сама выпила. Тяжелые мысли просто одолевают. Как-то пройдет эта зима!..

Ох, я так устала от всего этого… Но пятая все-таки понемножку движется. Есть уже пять строф. Мне бы только вылезти из Ботанического сада. Но я уже у порога. Это необычайная удача, что Пулковский меридиан проходит как раз через сад. Я то ведь не знала этого. Узнала случайно от Успенского. А для меня это страшно важно. Во-первых, сразу понятно, почему сад. А во-вторых, экономит строфы. Я пришла бы, конечно, к меридиану, но кружным путем, а тут – прямой.

20 ноября 1942 года

Час дня

По радио: крупный успех под Орджоникидзе. Одних убитых фашистов пять тысяч, раненых чуть ли не втрое больше. Очень много трофеев. У союзников тоже хорошо: подходят к Бизерте. (Только что окончился сильный обстрел. И близкий. Зато налетов уже давно нет).

22 ноября 1942 года

По радио. «В последний час». Наши войска под Сталинградом перешли в наступление. Оно началось с двух сторон: с северо-запада и с юга. Мы продвинулись на шестьдесят – семьдесят километров. Нами взят Калач. И главное – эти слова: «Наступление продолжается…»

Может быть, это и есть перелом в войне.

4 часа ночи

Только недавно окончился сильный обстрел нашего района. Снаряды рвались совсем близко. В доме № 10 (соседний дом) убило женщину осколками, влетевшими в окно. Мы были в штабе, когда оттуда в эту квартиру посылали лекпома. Но женщина уже была мертва. В штаб мы спустились оттого, что слишком страшно стало в нашем птичнике. Он весь вздрагивал.

Ночь была неописуемой красоты, вся розовая. Я заметила, что голубой лунный свет и белизна снега образуют розовый тон.

Выстрелов пришлось на наш район штук двенадцать – пятнадцать с разными промежутками: от пяти до двадцати минут. Била, видимо, очень тяжелая «севастопольская» пушка. Ясное дело, что это нам за Сталинград…

Зато налетов давно уже нет. Не забыть рассказа Булатова вчера вечером в МПВО – о мертвых мальчиках-ремесленниках в Белом лепном зале. Их там было человек сорок мертвых. И один живой, вернее, полуживой, который стоял и смотрел на них. (Обстрел сильный!.. Или это уже мы? Не понять.) Булатов: как он пробежал по живым людям во тьме коридоров приемного покоя. А бежал он потому, что стали падать вокруг здания зажигательные бомбы.

23 ноября 1942 года

Вчера ночью, как мы и предполагали, тотчас же после обстрела началась тревога. Зенитки я слышала сквозь сон, а потом уже ничего не слышала. Но очевидно одно: сейчас, когда немцы так злы за провал под Сталинградом, никаких снотворных принимать нельзя. Нужно быть готовым ко всему.

Решила писать пятую главу прямее и публицистичнее. В стиле первой, но глубже и шире. Меридиан тоже будет взят в другом смысле: не как линия водораздела культуры, а как символ единения народов… Меридиан – это черта, проведенная нашей страной по странице мировой истории развития человечества. Новая глава со звездой в подзаголовке. Нашей Звездой, порождением нашего неба (Пулковская обсерватория). В этой главе никакой поэтической «каллиграфии», никакого чистописания. Не перо, а плеть.

Булатов случайно поднялся на крышу своего дома и тут только обнаружил в двух соседних крышах (и чуть ли не на своей собственной) три дыры от снарядов и бомб.

Выражение: «Бомба упала. Ну, тут нас и шевельнуло».

Вчера на улице видели миловидную девушку в кожанке, с портфельчиком. Она деловито вела за собой на привязи козу. Прохожие оглядывались… На козу. Не на девушку.

24 ноября 1942 года

Утро

Блестящие успехи под Сталинградом.

Днем

Рассказ З. В. Оглоблиной. Больная в палате говорит ей: «Доктор, я жду вас, как бога». – «Или – как кило хлеба», – поправляет другая.

25 ноября 1942 года

Вчера, когда мы уже уснули, – стук в двери. Явился начальник штаба ПВО и сообщил, что вода в Карповке поднялась угрожающе и залила пространство перед Ботаническим садом. Если подымется ветер – не избежать наводнения. Но сегодня ветра нет. Выпал небольшой снег. Как ведет себя Карповка сегодня – не знаю.

Немцы не дают слушать радио: с ума можно сойти от них.

26 ноября 1942 года

Утро

Слушали радио. Наше наступление под Сталинградом продолжается. Прибавилось еще пятнадцать тысяч пленных и шесть тысяч убитых: это только за 26-е число.

У союзников – средне. Интересно «беспокойство в Италии» (как не быть беспокойству!). Запросы в Англии, в палате общин, о Дарлане.

Ночь у нас была очень тихая. Не получаются у Гитлера налеты на Ленинград. Это ему не прошлый год!..

3 часа 30 минут

Сейчас, слышу, в коридоре Сергей Павлович; секретарь нашей парторганизации, спрашивает кого-то:

– Шрапнелью, что ли?

А тот отвечает:

– Черт их знает! – и дальше говорит о