Я замер в нерешительности. Никогда до этого не сталкивавшийся с несанкционированным посторонним вторжением на мою территорию, я просто не представлял себе своих дальнейших действий. Вариантов у меня было, похоже, не много: завизжать, словно истеричная крестьянка или же сыграть в супермена. Но так уж сложилось, что ни первой, ни вторым я не был.

И вдруг, словно осознавая трудность моего положения, незваный гость спас ситуацию, заговорив:

Вы, безусловно, удивлены, дорогой друг. Между тем, удивительного в моем к Вам визите столь же мало, как и опасного. Однако же, осознавая нелегальность моего здесь появления, приношу Вам мои самые глубочайшие извинения с просьбой принять их.

Голос у моего неожиданного визитера был не то чтобы низкий, а, скорее, глубокий, если вы понимаете, о чем я, и какой-то уставший. Не ускользнул от меня и некий покровительственный оттенок его тона, словно я был нашкодивший юнец, а он – терпеливый дядюшка, подвизавшийся в педагогике. Величавость и медлительность его речи несколько выходили из принятых в наших краях норм, но привязать происхождение этого человека к какой-либо другой, определенной местности я также не решался, поскольку был недостаточно сведущ в лингвистике и смежных с ней науках. Могу сказать лишь одно – ничего приятного в происходящем я решительно не находил.

В камине вдруг внезапно вспыхнул огонь – должно быть, любитель сигар и тут успел похозяйничать, плеснув туда керосина – и тьма гостиной несколько рассеялась под воздействием теплого синеватого пламени, выхватившего из ее завесы силуэт высокого мужчины в шляпе, который, положив ногу на ногу, как ни в чем не бывало развалился в моем кресле, нимало не беспокоясь о соблюдении правил приличия.

Ситуация была настолько дикой и непривычной, что я даже должного гнева не почувствовал, а бранные слова, уже готовые было сорваться с моего языка, прокатились вдруг куда-то вниз, оставив во рту лишь горьковатый привкус рассеянности. Между тем незнакомец, видя, что я совершенно выбит из колеи, продолжил:

О, уверяю Вас, не стоит нервничать! Вы выглядите таким испуганным, словно это не я, а один из выкопанных Вами мертвецов явился навестить Вас в ночи! Зря, друг мой, будьте же рассудительны!

При этих его словах я почувствовал, как по моему телу премерзко разливаются первые волны паники. Доигрался! Это не иначе как полицейский или представитель одной из спецслужб, пришедший по мою душу! Где же, ну, где я прокололся?! Я начал лихорадочно искать выход из положения, понимая, что шансы мои ничтожны.

Да перестаньте же Вы паниковать! все так же спокойно и неторопливо продолжал обладатель шляпы, словно прочтя мои мысли. – Я для Вас безопасен, поскольку ни к закону, ни к морали отношения не имею. Просто послушайте, что я Вам скажу, и Вы все поймете. О, нет-нет, прошу Вас, я не выношу резкого света! быстро добавил он, заметив, что я потянулся к выключателю слева от двери. – Будьте любезны присесть на один из этих великолепных старинных стульев, оставшихся от деда Вашей покойной матушки, и расслабиться, выпив немного коньяку, который я для Вас приготовил. У Вас была дальняя дорога, мой друг, а глоток хорошего коньяка еще никому не вредил. Уверяю Вас, ничего плохого не происходит.

Его подчеркнутая осведомленность моей жизнью насторожила меня еще больше, но я машинально повиновался и сел на стоящий напротив кресла стул, начиная чувствовать себя гостем в собственном доме. К тому же, я действительно испытывал потребность в глотке спиртного, которое и обнаружил на столике рядом.

Забросив в себя одним махом содержимое широкого хрустального стакана, я закурил и, начиная ощущать разливающееся по телу тепло, попробовал, наконец, получше рассмотреть моего визави, тем более что глаза мои уже несколько привыкли к полумраку.

Он оказался статным, худощавым, одетым в черный костюм-двойку господином лет тридцати восьми-сорока, чьи темные волнистые волосы были, несомненно, уложены рукой дорогого мастера. Контрастировавший со светлой сорочкой черный галстук был затянут под самое горло, что было немодно и, с моей точки зрения, очень неудобно. Моего же гостя это, похоже, совсем не беспокоило, что позволило мне заключить о его принадлежности к кругам, где сие – необходимость. Наверняка он был аристократом или диктором на телевидении, хотя на последнего походил очень мало. Руки его покоились на подлокотниках моего старинного кресла, с которым он, надо сказать, очень гармонировал, а пальцы, держащие сигару, были на удивление тонкими и длинными, что говорило в пользу моей догадки о его аристократическом происхождении. Цвета его глубоко посаженных глаз мне рассмотреть не удалось, но они, несомненно, зорко следили за мной.

Ночной визитер был, видимо, привычен к тому, что его рассматривают, а посему оставался совершенно спокойным и не спешил нарушить созерцательную паузу, давая мне возможность составить себе о нем собственное мнение. Он просто молчал, время от времени поднося ко рту сигару, и вспыхивающие при затяжках угольки освещали на миг его лицо еще ярче, так что я смог заметить даже небольшой шрам над его правой бровью, полученный, видимо, в каких-то чванливых дворянских состязаниях.

Но, даже когда я убедился, что он не полицейский и, судя по всему, не черт, главное оставалось для меня неясным, а именно цель его престранного самовольного визита в мой дом, который я считал до этого своим надежным убежищем. Вором он вряд ли мог быть, иначе, пожалуй, не стал бы дожидаться меня и готовить выпивку… Дальним родственником моей жены тоже, поскольку никакой жены у меня не было. Почтальоном – так же маловероятно… Так кто же он? Оставалось просто спросить это у него самого.

Ну-с, сударь, не соизволите ли Вы просветить меня касательно мотивов Вашего прихода? Я был бы Вам очень за это признателен! я чувствовал, что уступаю ему в изысканности слога и безаппеляционности тона, но мне было стыдно за охватившую меня в начале нашей встречи растерянность, и я не хотел совсем уж ударить лицом в грязь в стенах собственного дома.

Незнакомец, казалось, понял мои уязвленные чувства и произнес тоном, несколько более подобающим гостю, нежели ранее:

Пожалуй, сначала я должен объяснить Вам, кто я. Видите ли, так уж сложилось, что всю свою жизнь я занимаюсь примерно тем же, чем и Вы – интересуюсь оккультизмом и, если хотите, темной стороной… (Здесь я был благодарен ему за то, что он не назвал мое занятие прямо – гробокопанием). Правда, мне изначально повезло несколько больше, чем Вам: мои предки также занимались изучением оккультных наук и даже довольно преуспели в этом. Пожалуй, истинными чернокнижниками я их назвать все же не могу, но знания, которыми они обладали и которые сумели передать Вашему покорному слуге, при этих словах он приподнял шляпу, которая до сих оставалась у него на голове, и церемонно поклонился, не вставая, действительно кое-чего стоят. У моего прадеда был частный морг в Ютландии, если хотите – похоронное бюро, а посему, сами понимаете, материала для проведения своих опытов, и порой очень даже смелых и интересных, он имел предостаточно, тут мой гость зажмурился, и лицо его приобрело мечтательное выражение, словно его предок был не гробовщиком, а кондитером, экспериментировавшим с воздушным кремом. – Я хорошо помню прадеда – высокого, седого старца с железным взглядом и длинными, цепкими пальцами. Помню и свой страх перед ним, поскольку человеком он был неприветливым и, по моему тогдашнему мнению, таинственным. Почти все свое время он проводил в покойницкой, творя там неизвестно что и появляясь оттуда лишь для того, чтобы отдать моему отцу или деду какое-то из своих тихих приказаний, которые те всегда исполняли сразу и молча. Жители нашего городка чурались его и старались лишний раз не сталкиваться ни с ним, ни с кем-либо другим из нашей семьи. Однако изгоями мы не были, и именно потому, что предки мои были действительно мастерами своего дела: если кому-то требовалось, чтобы его покойник имел надлежащий вид на собственных похоронах, то приходилось идти на поклон к прадеду, забывая на время неприязнь. Надо сказать, «обработанные» им мертвецы и впрямь лежали в гробу как живые, однако же мало кто догадывался – почему…