– На похороны всегда приходят посторонние, – пояснил ему пастор.

– Зачем?

– Им одиноко и нечем заняться. Без зрелища чужих страданий собственное существование кажется им невыносимым, а горе других дает ощущение полноты жизни.

Алекс просто онемел. И немного разозлился. Если есть люди, желающие подпитаться за счет его горя, могли бы, по крайней мере, спросить разрешения.

Он не спеша собрался домой. Миновало то время, когда он торопился уйти с работы. Ожидавший его дом был пуст, молчалив и полон воспоминаний. Вечер пятницы был мучительнее всего, вечер воскресенья – самым легким.

Выйдя наконец из здания, он решил съездить на место раскопок в Мидсоммаркрансен. В этом деле ему не хватало определенности. Он неуклюже хватался то за одну, то за другую версию. Их было слишком много. И все слишком расплывчатые.

Бесчисленное множество раз он пытался представить себе последние часы в жизни Ребекки Тролле. Видел картину, как она звонит матери, рассказывая о встрече с наставниками. Как покидает общежитие и направляется к автобусной остановке. Доезжает до Дома радио и выходит.

Почему так трудно понять, куда она ехала?

В досаде по этому поводу, Алекс запер дверь кабинета.

Позвонил коллега из Нючепинга: с дачи Густава Шёё изъяли бензопилу. Криминалистическая лаборатория попытается определить соответствие разрезов на скелете Ребекки с цепью. Коллега был полон надежд: если найдутся совпадения, это будет означать, что орудие, использовавшееся при расчленении, идентифицировано.

«Точно, – подумал Алекс. – Но совпадений не будет. Потому что тот, кого мы ищем, – не Густав Шёё».

22

Квартира превратилась в тюрьму. Хокан Нильссон стоял, прижавшись к стене возле окна, и смотрел наружу. Они сидели в машине внизу, на улице, – в этом он был совершенно уверен. Он видел их и утром, уходя на работу, и вечером, возвращаясь из полиции. Слежка. Его держат под наблюдением.

Хокан догадывался, что его телефон начали прослушивать. Поэтому он отключил мобильный и держал его в кармане куртки, а городской выдернул из розетки. Все эти меры мало повлияли на его жизнь. Друзей у него было мало, и они не удивились бы, что он несколько дней не отвечает. Разве что мама обеспокоилась бы. Она боялась всего – у нее сформировалась болезненная потребность постоянно волноваться.

Хоть бы она не поняла, о чем пишут газеты! К счастью, заголовки выглядели достаточно расплывчато. «Друг Ребекки Тролле под подозрением». Он избегал слушать ту часть программы новостей, которая касалась его самого. У него было только одно желание: чтобы вся эта суета вокруг поскорее закончилась, чтобы его оставили в покое.

Среди потока новостей звучали безжалостные слова, настолько глубоко поразившие его, что перехватило дыхание. Она лежала в мешках для мусора. Расчлененная. Его чуть не вытошнило. Ее тело осквернили, прежде чем предать земле. Если бы он только знал, где она находилась все те годы, что он переживал ее исчезновение. Если бы у него было место, куда можно пойти, чтобы ощутить близость к ней.

Хокан расплакался и отступил от окна. Ходил, прижимаясь к стенам, стараясь сделаться невидимым в собственной квартире. Пошел в спальню, повалился на кровать. Фотоальбом лежал под подушкой. Он перекатился на живот, достал его, дрожащими руками открыл, скользя взглядом по многочисленным фотографиям.

Сперва – фотография класса, когда они перешли на третий курс гимназии. Все лица, полные надежд, обращены в объектив. Их наивное выражение снова вызвало у Хокана приступ тошноты. Остальные одноклассники выглядели моложе его, казались незрелыми. Но только не Ребекка. Она всегда улыбалась, когда разговаривала с ним, и освещала его мир.

– Не закапывайся в негатив, – говорила она ему. – Ты предаешь самого себя, когда отказываешься веселиться.

Он научился слушать ее, следовать ее советам и мыслям. Старался быть поближе к ней, чтобы ее энергия и жажда жизни передались ему. Любил видеть, как ее лицо сияет при виде него, приглашая его в свой круг.

Проблема заключалась лишь в том, что ему никогда не удавалось полностью завладеть ее вниманием. Хокан перевернул страницу альбома. Фотографии отца, которые Ребекка уговорила его сохранить. Хокан хотел выбросить все его снимки, всё, к чему прикасался отец. Ненавидел его за предательство. За то, что Хокан оказался недостаточно хорош для него и он покончил с собой. И сделал так, чтобы сын его нашел.

Хокан остался тогда один с матерью. Как он ненавидел все на свете! Мама пила больше, чем когда бы то ни было, и выкуривала по две пачки сигарет в день. От Хокана пахло дымом. Дым был везде: в его волосах, даже сразу после душа, в только что постиранной одежде. Запах сигнализировал о неблагополучии его дома. Хокан сходил на встречу с психотерапевтом – полным идиотом, который ни черта не понял в его ситуации.

А вот Ребекка все понимала. Слушала, когда он рассказывал. Садилась близко, хотя от него плохо пахло. Иногда приглашала к себе домой после школы. Он обедал с ней, ее матерью и братом. Это была настоящая семья, и Хокан наслаждался каждой минутой пребывания там. И делать уроки вместе с Ребеккой он предпочитал не в библиотеке, а у нее дома.

В альбоме Хокана были снимки таких сцен. Их делала мама Ребекки, Диана. Хокан провел пальцем по лицу подруги на фотографиях. Уверенный взгляд прямо в объектив – внутренняя сила, какая ему и не снилась.

Новые снимки, за пару недель до выпускного экзамена. Их первый кризис. Хокан вздохнул. Все хорошие отношения должны пройти через кризис, чтобы четче определить свои рамки. Проблема заключалась в том, что Ребекка не в меру раздула проблему. Она говорила, что задыхается, что Хокан все время следует за ней по пятам и это уже чересчур. Ей хотелось общаться и с другими, и она думала, что Хокан этому мешает.

Как это возможно?

У них были идеальные отношения, вместе они не нуждались больше ни в чем. Ребекка говорила, что надо давать друг другу жизненное пространство, что он не должен неправильно понимать их дружбу.

Новая страница в альбоме. Хокан испытал то же раздражение, что и всегда. После фотографий с окончания гимназии наступил перерыв на целый год. В тот год, когда Ребекка отправилась учиться во Францию. Он узнал об этом за неделю до ее отъезда. Ярость закипела в нем, угрожая хлынуть через край. С самого выпускного экзамена он держался в стороне, давая ей возможность понять значение их отношений. А она ответила тем, что попросила дать ей еще время.

Хокан сжал кулак и ударил по кровати. Повезло тогда Ребекке, что Хокан такой благородный и терпеливый. Упиваясь собственным великодушием, он открыл последнюю страницу альбома. Мало кто способен продемонстрировать такую нежность и терпимость к своей любимой.

Слезы потекли ручьем, когда он взглянул на последний снимок.

Мутная черно-белая картинка, снятая при помощи ультразвукового аппарата.

Ребенок Хокана и Ребекки на сроке беременности три месяца.