Будто живыми.

В круглом зале его встретили. Знакомый ангел; маленький костистый настоятель Иринарх, прямой, как палка; сидящий на корточках то ли мальчик, то ли старичок…

Посреди зала высился прозрачный голубой купол.

– Брат Фортунат рассказал мне о встречах с тобой, – заговорил Иринарх. – Похоже, у тебя особая участь. Об этом мы поговорим после, а сейчас – ты волен задавать вопросы. Не мне, а миру. Богур поможет тебе.

Мальчик-старичок с готовностью кивнул.

– Но спрашивай быстрее, – предупредил Иринарх. – Ты слишком долго шёл.

Мелиора. Северо-запад кесарской области, азашьи земли. Село Лаба

Живане снилось вновь, что она падает. Падает с огромной, немыслимой высоты на близкую землю, но земля будто бы расползается в стороны, оказываясь дальше, это обман зрения, но вот сейчас, нет, опять далеко, опять падать и умирать, ну же…

Она уже даже не кричала, просто дышала судорожно.

– Бедные девки, – сказал десятник Азар, в чьём доме и расположилась свита Артемона Протасия. – Их-то уж зачем было трогать? Я понимаю, мужики. Ну ладно, отроки. А этим ведь – рожать, с мужьями ладить. Зря.

– Прав ты, брат, – ответил Гетан, начальник стражи Протасия. С Азаром он состоял в каком-то настолько далёком родстве, что и названия у него не имелось, но с ранней юности, с отроческой службы, они крепко подружились и иначе как братьями себя не считали. – Может, и вспаниковали тогда излишне, в самом начале. Жалко девок. Вот эта, чёрненькая, что стонет, на Кипени в самой гуще была и спаслась чудом… глаз там оставила. Про семью её ничего не известно, в Ирине жили. У рыженькой – две сестры погибли: одна там же, на Кипени, при кесаревне состояла, вторая – из Бориополя не вышла… Гнилое дело – за такими спинами хорониться. А с другой стороны взять…

Рыженькая, про которую только что говорили, вдруг резко села. Глаза её были безумны.

– Вот он! – она показывала рукой в дальний угол. – Да вот же он!

Азар и Гетан оглянулись. И показалось обоим, что каменная добротная стена дома прогнулась внутрь странным глянцевым тяжёлым пузырём, похожим на дрожащий студень, вываленный из миски… это длилось секунды две, от силы три – а потом стена вновь стала каменной и прочной.

Азар почувствовал вдруг, что его трясёт. Он посмотрел на брата. Лицо Гетана было в бисеринках пота.

Живана поднималась с лежанки медленно, будто ей приходилось саму себя собирать по частям. Повязка сползла, открыв жуткую яму.

– Звери, – хрипло сказала она. – Здесь звери…

В руках у Ксантии уже был лук. Она натянула и выстрелила так быстро, что Азар не поверил глазам. Так мог стрелять опытный охотник… А когда он перевёл взгляд на то место, куда ударила стрела, то не поверил ещё больше: лишь треть древка торчала из каменной стены, а глянцевое пятно вокруг судорожно дёргалось и сокращалось, окрашиваясь чёрным и алым…

Выстрелила Живана. Что-то невидимое жутко и жалобно завизжало в тёмном углу.

– Зосрачь богоми! – Гетан тонким кривым мечом рубанул по пузырю, вспухшему рядом с дверью. – Что же это…

– Девки, вперёд! – крикнул Азар. – А то перебьют наших стратигов!.. как слепых котят…

Ксантия успела натянуть сапожки, Живана бежала босиком. Всё – рядом. За углом. В пяти шагах. Выйти и войти. Пыльный вихорёк через двор, свист стрелы – и что-то большое, больше волка, с воплем боли и ужаса укатывается под забор в крапивы. Хрип.

Дальше. За угол.

Мёртвый азах, мёртвый азах, мёртвый азах, мёртвый солдат. Разворочена грудь. Дальше.

Бег во сне. Или в воде.

Дрожь, сотрясающая не тело – самою душу. Неслышимый скрежет.

Высокое крыльцо. По ступеням ещё шевелящиеся… кто? или что? Будто большие комки водорослей, выброшенные на берег штормом…

В сенях ещё один мёртвый солдат, поперёк него – мёртвый зверь. Дверь в комнаты распахнута.

Там – чародей Ефраний, раскинув руки, стоит у стены. Его поддерживают справа и слева, а конкордийский сотник коротким копьём брезгливо тычет во что-то возле двери, под стеной… тычет и отскакивает. Стряхивает с лица алые брызги.

– Успел чародей… – шепчет Ксантия.

Чародей успел. Тут и там из стены свисают те, похожие на комки водорослей. Вмёрзшие теперь в камень.

– Это мы, – Гетан.

Сотник кивает. Кажется, не в силах говорить.

– Надо усилить посты, – слова Гетана падают, словно камни в глубокую бочку. – Сотник Урия…

– Д-да. Сейч-час.

Он поворачивается и уходит вглубь комнат, и там слышится невнятная речь.

– Останетесь здесь, – говорит Гетан лучницам. – Даже будут гнать – не уходите. Ясно?

– Ясно… – это Ксантия.

Живана молча натягивает повязку на пустую глазницу.

Чародея отводят на лавку. Он садится и откидывается, тяжело дыша.

Гетан поворачивается и уходит. На пороге спотыкается, словно забыл что-то… нет. Бежит дальше.

Надо усилить посты…

Две вороны проносятся над самой землёй, взмывают над забором и пропадают.

– Ко… мандуй… – выкашлял Левкой. – Аггей… поможет…

Он стоял на коленях, держась за грудь, и исходил рвотой. Кажется, одно из чудовищ зацепило его. На какой-то миг Протасий замешкался. Но в комнаты уже вбегали лекарь и адъютанты.

Высокий конкордиец-тысячник с костистым лицом – несомненный северянин – стоял у входа. Аггей Полит, начальник штаба Левкоя. Один из немногих выживших в сече у предместий Порт-Ирина…

– В вашем распоряжении, стратиг, – он щёлкнул каблуками.

– Идёмте на крышу, – кивнул Протасий.

Над высокой коньковой крышей возвышалась ещё и башенка, так что вид открывался знатный… стоять и любоваться, для того и строена башенка…

– Где они могут укрываться? – спросил Протасий.

– Скорее всего, за речкой, вон в той дубраве, – показал Полит. – Там можно спрятать десять тысяч конных. Другое дело, что атаковать они не смогут: хотя речка и мелкая, но то, что кажется прибрежным лугом в излучине, на самом деле топкое болото. Они могут этого не знать…

– …или знать тропы. А ещё какое место?

– Овраги. Вернее, бывшие русла. Их два. Вон там и вон там. Кустарник и редколесье. Конным не спрятаться – да и не пройти, очень сыпучие и крутые склоны. Только пехота россыпью.

– Пехота россыпью. Какие у вас силы?

– У вас, стратиг. Две полные сотни гвардии и сорок всадников. И…

– И тридцать моих. Понятно…

Он зажмурился, пытаясь сообразить: а не найдётся ли неожиданного хода, происходящего из самих обстоятельств? Враг то ли справа, то ли слева, численность неясна, позади река и болото, уходить – значит, обречь на гибель всё это сельце… и нет времени ни на что.