Потом кто-то перемахнул серой кошкой…

Саптах.

Только нож за голенищем оставался у Азара, за саблей нужно было возвращаться чуть назад, а время уже вышло всё.

– Живана!!! – вспомнилось наконец имя…

А у той – лук далеко отставлен, руки заняты… Понял это саптах. Пританцовывая на расставленных ногах, набегал он на Азара. Меч в его руке был как живая рыбка.

Никогда не метал ножи Азар. Считал за баловство. Ну да ладно, подумал он холодно и как будто не о себе. Пусть он думает, что кину. Два-три шага лишних сделает, помедлит, пока зарубит… а так и Живана как раз до лука дотянется…

Он замахнулся как бы для броска, и саптах изящно оттёк в сторону, не замедляя приближения – тогда Азар действительно бросил нож, и прозрачная завеса соткалась перед летящим клинком… но для этого саптах остановился, пропустил шаг… а потом что-то тёмное промелькнуло над плечом Азара, и лицо саптаха развалилось пополам; как-то очень отдельно виделись страшная рана – и торчащий из неё плотницкий топор…

Саптах ещё валился навзничь, пытаясь ухватиться руками за жизнь, а Азара уже били в плечо. Это был староста Виталий. Лицо его было перекошено, и говорить он не мог, лишь брызгал и подвывал:

– Ы-ы-ы!.. – и показывал на свой дом.

– Да нет же! – закричал почему-то Азар, он тоже не мог говорить, только кричал, и показывал на пушку. – Там бой! Там бой!

И они вдвоём подхватили эту пушку и потащили к телеге, и Азар чуть не падал, такая она была тяжёлая…

А дальше – всё было кончено в считанные минуты. Азар шёл тяжело, но сам. В глазах было чёрно. Живана, еле ступая разбитыми босыми ногами по камням, поддерживала его под здоровую руку; староста охранял культю, обмотанную чистой тряпицей. Тряпица уже промокла. Тяжёлые густые капли срывались с неё и падали в пыль – туда, где ещё догорали местами обрубки железных гвоздей да старых подков. Убитых было мало, раненые забились куда-то…

За живыми гнались и рубили со спины без всякой пощады.

Мелиора. Монастырь Клариана Ангела

– Ну, ну, ну? – подпрыгивал от нетерпения мальчик-старичок Богур. – А теперь к кому?

– К Аркадию Филомену, правителю провинции Мра.

– Ух ты…

Опять пёстрое небо, опять падение, опять земля распахивается навстречу…

Дворец сгустился вокруг.

Военный правитель, а теперь и наместник императора сидел в саду у фонтана. Сад выглядел немастерской декорацией: скучные ветви, жёсткие листья. И сам наместник тоже казался загримированным и плохо одетым старым актёром. Алексей знал, что это не так, но пересилить впечатление было трудно.

– Я пришёл говорить с тобой, – сказал Алексей.

– Говори… если тебе это так нужно…

Как и у всех тех, с кем Алексей разговаривал раньше, губы Филомена шевелились не в такт с произнесёнными звуками. Будто он говорил, а звуки достигали уха собеседника тремя секундами позже.

– Ты завозишь белый камень. Зачем?

– Мои крепости будут неприступны. Я окружу их меловыми кругами и поставлю внутри железные огневые бои. Я выложу меловые круги на моих кораблях…

– Кто подсказал тебе это?

– Я увидел во сне…

– Кто навеял тебе этот сон?

Нет ответа. Наместник смотрит на неподвижную листву. Там криво сидит пыльная птица.

Назад.

– …куда-куда-куда?..

– К Семёну Трифиллию.

Падение.

Вечер.

Покосившийся дом… нет, неправильно: дом просто видится кривым, покосившимся, тёмным, вообще всё воспринимается как будто зрением страдающего после буйной пьянки человека. Возможно, так воспринимают мир и извечные брюзги. Всё так, как есть… но уж слишком, слишком бросаются в глаза мусор и грязь, сучки и щербины. Что называется, воротит с души…

Итак, дом. На скамейке у ворот седой слав. Толстая палка с отполированным набалдашником в виде головы орла. Одна нога неудобно выставлена вперёд – наверное, не гнётся.

– Я пришёл говорить с тобой.

– Что ж, говори.

– Забирал ли твоих детей чародей Домнин Истукарий?

– Да… Квету, Грозу и Ксантию.

– Он говорил, зачем?

– Да… Да, он говорил.

– Ты знал, чем это может кончиться?

– Знал. Я слышал, что было раньше.

– Что он дал девочкам?

– Броши. Серебряные броши.

– Какие?

– В виде кошки, в виде льва, в виде совы.

Назад.

– Ксантия.

Паде… ние…

Что-то с головой.

Где это мы? Явно азаший дом… сторонние люди стоят, как деревянные куклы. Конкордийские архаты. И девочка с луком в руках и повязкой через глаз – тоже деревянная кукла. Живая – одна. Рыженькая, очень похожая на Грозу.

– Я пришёл говорить с тобой.

– Говори.

– Где твоя брошь в виде совы?

– Вот… – отгибает заворот зелёной курточки. К нательной рубашке приколота старинная брошь: сова.

– Ты знаешь, что она означает?

– Она укрывает от недоброго глаза. И помогает в тяжёлый час.

– И это всё?

– Так мне сказали.

– У твоих сестёр были такие же?

– Да, только другой формы. Но форма была не важна.

Назад.

Форма не важна. Так им сказали.

Ничего не понимаю…

Голову просто разрывает на части.

Если тех, кто посвящён Белому Льву, много – то почему Домнин спрятал именно Отраду? И почему именно у неё не было такой вот броши?

Прав был отец, когда говорил: чародеи лгут всегда. Не могут не лгать. Вся их сила соткана из лжи.

Смогу ли разобраться?

…дальше-дальше-даль…

– Бог Создатель.

Сказал – и испугался сам.

Падение… навзничь…

Колодец. "Журавль" над колодцем – костяная рука. Темно. Скопище звёзд. Лун нет совсем – ни одной.

– Я здесь…

Алексей оглянулся. Рядом, держа в руке фонарь, стоял жилистый старик в простой белой рубахе. Узкое табачного цвета лицо, такой же тёмный лысый череп с седым венчиком. Редкая бородка. Странные глаза – почти бесцветные.

– Ты пришёл. Что ж, давай поговорим.

– Я не могу больше бродить на ощупь. Как мне узнать… всё?

– Этого невозможно достичь. Никакого единого знания обо всём просто не существует. Могу предложить лишь то, что знаю я сам.