— Ну, ты глупая… Кто же в рот крючки суёт? Ты что, налим? Там же жало, чтобы рыба не срывалась. Вот как теперь его вытаскивать?

Ченка недоумённо посмотрела на него, пожала плечами, взяла со стола нож, оттянула губу, примерившись, сделала надрез и освободила крючок. Всё это произошло так быстро, как будто прихлопнула комара. Мужики молча смотрели на неё, удивляясь смелости женщины. А она, слизывая языком лившуюся с губы кровь, удовлетворительно зацокала:

— Кароший, отнако, крючок! Карашо рыпа ловиться путет.

Наконец-то все подарки были розданы, настала очередь Сергея.

— Ну а для меня что-то есть? — спросил он.

— А как же! Есть, — достал большой пакет под сургучом. — Вот, читай, не ленись.

Инженер взял в руки послание, тут же вскрыл печати и, наклонившись к свету, стал читать. Агафон тем временем сел за стол, налил себе водки, выпил, принялся за еду. По его равнодушному виду было понятно, что дела государственной важности его нисколько не интересуют. Что ему за надобность? Попросили — сходил, отдал, да назад новый документ принёс. Обязанность свою выполнил. Да и зачем ему читать, когда бумага эта… им же и написана!

А Сергею и невдомёк, что плотный лист ватмана исписан Агафоновым почерком, левой рукой. А печать Государственного Департамента Геологического изыскания скопирована с простого указа тёплым, отварным куриным яйцом. Коричневый сургуч залеплен твёрдой смолой кедра. Да и чистые листы бумаги взяты в почтовом отделении. Не видит он хитроватых, блестящих глаз Кулака. Не знает, что над ним уже завис жестокий меч коварства и жадности. Быстро бегают по строкам зоркие глаза, не замечая преподнесённую ложь.

«Горному инженеру, члену геологоизыскательной экспедиции от Н-ского Горного Управления Боголюбову Сергею Ивановичу.

Секретное предписание

В связи с Вашим докладом в Уездное Отделение Государственного Департамента Геолоизыскательных работ города Омска нижеследующим приказываем:

1. В связи с гибелью экспедиции ожидать более благоприятных условий, наступления весны, в месте настоящего проживания. В следующем продвигаться к гольцу Кучум для более точных данных обстоятельств гибели людей и их захоронения.

2. В помощь Вам с западной стороны Саяна в мае — июне месяце к гольцу Кучум выйдет вспомогательная экспедиция под руководством Главного Инспектора Криминальных Ситуаций полковника Рукавишникова Сергея Фёдоровича. Убедительная просьба ожидать прибытия партии на месте трагедии.

3. Во избежание непредвиденных обстоятельств отчётную документацию содержания полезных ископаемых в районе гольца Кучум хранить в строгом секрете. На месте встречи с вспомогательной экспедицией иметь их при себе и передать лично в руки полковнику Рукавишникову С.Ф.

Начальник ГУДГРр г. Н-ска.

Молохов С. К.

Месяца февраля 6, года 1904-го. Подпись».

Сергей немало удивлен. Что такое? Подобную форму секретного предписания он видит первый раз в своей жизни. Управление ГУД Рр, что как будто находится в городе Омске, он не знает. А кто такие Молохов и Рукавишников? Может, за то время, что он находится в тайге, изменились и начальники, и названия? Или здесь документы пишутся совершенно по-иному? Внимательно посмотрел на печать внизу. Да нет, вроде всё верно. Печать стоит законная. Слегка размазанная, но это, может, потому, что бумага пребывала при разных температурных режимах. Так бывает, когда документы заносишь с холода в тепло или наоборот. Да и на конверте сургуч нетронутый. Значит, конверт Агафон не вскрывал.

— Что-то не так? — покосившись, бросил Агафон.

— Да нет. Всё нормально, — медленно произнёс Сергей и вдруг спросил: — А что так быстро ответ пришёл?

— Не знаю. Почта хорошо работает, — стараясь казаться спокойным, развёл руками Кулак. — Вот как вчерась передали, а через пять дней уже ответ был. Я не знаю, как-то там происходит. Моё дело маленькое, попросили — сходил, отдал. Мне дали — принёс. И всё.

— А здесь, в городе, кто тебе ответ давал?

— Так… сам начальник, — растерянно заговорил Агафон и тут же нашёлся: — А я не знаю. Набоков Дмитрий бумагу-то твою отдавал. Он и эту получал. Сам я в контору не ходил. Моё дело маленькое… — И, желая замять разговор, поинтересовался: — А что там сказано?

— Да, впрочем, ничего особенного. Заставляют жить там, где меня застанет это письмо. А потом, когда растает снег, идти на Кучум.

— Так живи! — засуетился Агафон. — Кто тебя гонит? И Дмитрий так сказал, пусть остаётся. А потом с проводником договоримся. Загбой к тому времени объявится, я пойду с тобой. Вон, — махнул головой на Ивана. — Ванька не откажется.

— Я что? Я запросто. Было бы сказано, — буркнул тот.

— Во, и я про что говорю. За конями-то надо будет кому следить. Да, может, и Ульянка тоже сходит. Пойдёшь, Ульянка?

Та неопределённо передернула плечиками, давая понять, что время покажет. Вскочила Ченка:

— Я поету, на олене! Ченка тоше карашо тайга знат. Путу, от-нако, кушай вари, чум ставить, рыпа ловить. Как Ченка ловит, так никто не может!

— Ну, это ещё посмотрим, — неопределённо ответил Агафон, давая понять, что обойдутся без неё. — Нас и так хватит. — И опять к Сергею: — Загбою скажем, он оленей пригонит. Олень в тайге во сто крат лучше коня. Везде пройдёт. Если надо, можно пораньше выйти, по снегу. Пока дойдём, растает. Можно будет землю копать.

— Да уж, — задумчиво проговорил Сергей. — Хорошо бы пораньше, пока медведи не нашли. А то потом…

Все почтительно замолчали, отдавая дань памяти погибшим людям, чьи тела ещё не были преданы земле. Агафон театрально склонил голову, скорбно заметил:

— Да уж, погибли мужики ни за что…

А сам косо сверкнул глазами в сторону Сергея, желая видеть, какое впечатление произведёт на инженера эта фраза. Он-то давно тайно прочитал все документы из его сумки и прекрасно знал, что незадолго до необъяснимых обстоятельств гибели экспедицией на плато под гольцом Кучум было обнаружено богатейшее россыпное золото. Вот почему им была разыграна эта не понятная никому комедия с доставкой письма в город, панибратство с Сергеем, предложение создать экспедицию и даже собственное участие в ней. Все, кроме инженера, чувствовали, что это дружелюбие не к добру. Агафон что-то задумал, и его истинное лицо было скрыто под маской добродетели. Такого не было никогда. Обычно Кулак обращался с людьми на более высоких тонах. Никто не мог понять причины. А потому что ни Иван, ни Пелагия, ни Уля, и ни тем более Ченка не знали, что виной всему новое месторождение золота.

Никогда ещё в своей жизни Загбой не был в такой растерянности. Мимо него, взбивая коваными копытами набитый снег, с гиканьем, свистом пролетали тройки лошадей, одиночные сани и просто верховые всадники. Одетые в овчинные тулупы пассажиры смотрели на прохожих хладнокровно, свысока, как на пустое место, не замечая ничего, кроме спины кучера. Те, в свою очередь, желая доставить пассажиру удовольствие от поездки, резко свистели, громко покрикивали на людей, а иной раз грозили протянуть по спине нерасторопного, зазевавшегося пешехода плёткой. Наглые всадники лихо пришпоривали своих иноходцев до королевской рыси, не соблюдая при этом никаких правил. Навстречу Загбою по вычищенному до земли метлами дворников тротуару валила разнопёстрая толпа горожан: мужики, женщины, проворная молодёжь, укутавшаяся в пальто, и просто пробегавшие дети. Вдоль тротуара, между домами плотной стеной тянулись заборы. Над ними возвышались квадратные крыши каких-то строений, голые ветви деревьев да на высоких шестах почерневшие от времени скворечники. За заборами слышался остервенелый лай собак, какой-то непонятный шум и неугомонное чириканье воробьёв.