– Да-а-а! – протянула Наташка.

– Ну да… – растерянно обронила я.

– Да! – коротко отчеканил Лешик

– Ничего страшного, – встряхнулась подруга. – Приплывем в Углич и справим тебе элегантные…

– Кирзовые сапоги и коня в придачу, – дополнил совсем не жадный Лешик.

Алена благодарно поклонилась ему в пояс. Наташка отвесила сыну легкую оплеуху:

– Что ты издеваешься над несчастным ребенком!

– Не больше, чем вы, дорогие мои, – ехидно улыбаясь, огрызнулся тот.

Пока они, с позволения сказать, клеймили друг друга позором, я лихорадочно подсчитывала материальные ресурсы. Не уверена, но, кажется, что-нибудь простенькое приобрести сможем. Вот только размер у дочери проблемный – тридцать пятый. Да и нога узкая…

Мои рассуждения были неожиданно прерваны тишиной. Мать с сыном смотрели в разные стороны и молчали.

– Спор закончился? – бодро спросила я, обращаясь к обоим.

– Да! – громко ответила мне дочь из санблока. – И опять родилась истина.

– Какая?

– Все та же… – Алена добросовестно продолжала разговор. – Лешка не сын Натальи Николаевны. Его ей подменили в роддоме. Подкидыш! Опять человек остался без матери, – посетовала она. – Мы конечно пригреем его, до ужина, ну а потом…

– Потом он пожалеет, что обидел мать, – трагически прошептала Наташка, смахивая слезы.

– Лешка! Сейчас же извинись перед матерью!

– За что?!

– Наталья Николаевна, пожалуйста, скажите ему – за что. Он скоропостижно запамятовал.

Наташка тяжело вздохнула, с укором взглянула на сына и, смахнув очередную слезу, насупилась. Но буквально тут же на ее губах мелькнула виноватая улыбка, и она выдавила из себя:

– Сама не помню. Но брюки ему больше никогда не буду гладить! – На последних словах голос ее значительно окреп.

– Надо срочно худеть! – вклинилась я, стараясь повернуть беседу в другое русло. – Едва втащилась по трапу.

Наташке не очень хотелось отрываться от предмета своего монолога. Но тема похудания очень актуальна, и подруга с пол-оборота включилась в беседу, подтвердив, что худеть мне крайне необходимо. Если не для красоты, то уж ради здоровья обязательно.

– Знаешь Нинку из двести двадцать третьей квартиры? – продолжила я. Наташка, естественно, знала всех, кого знаю я, и даже больше. – Так вот она сидит на очень жесткой диете: два дня ничего не ест, пьет только простую воду. На третий день – пюре из трех помидоров. На четвертый – не помню, а вот на пятый…

– На пятый от нее ушел муж, – мрачно продолжила Наташка. – К Лидии Георгиевне из третьего подъезда. Между прочим, размером отсюда – до завтра. Нет, нам с тобой просто надо лопать поменьше. Ленусь! Что скажет по этому поводу медицина?

– Медицина здесь бессильна. – Дочь старательно упаковывала свои вещи в сумку. И эта проблема волновала ее больше всего.

– Может, вам проще пробраться в Южную Африку или попроситься в концлагерь? – подал наконец голос Лешик.

– Вот видишь, куда он послал родную мать! – моментально завелась Наташка.

– Во-первых, не родную, как сами не так давно сказали, – почти пропела Алена. – Во-вторых, не вас одну. И в-третьих, для вашего же блага.

– Я чувствую, над нами здесь просто издеваются! – Негодованием лучились даже Наташкины кроссовки, попеременно шлепавшие по ковровому покрытию. – Пойдем отсюда! – На мой вопрос о маршруте удостоила меня сочувствующим взглядом и даже укоризненно покачала головой: – Ужинать, конечно! Взгляни на часы!

Ветерана речного пароходства за соседним столиком не оказалось. Очевидно, задерживался. Все-таки следовало поискать его раньше на свежем воздухе. Кинг-Конг, обслуживая нашу бригаду, поэтапно уронила столовые приборы – два использованных ножа и одну вилку. Девушка явно нервничала. Руки у нее дрожали. Я с изумлением увидела на ее правой руке тоненькое обручальное кольцо и опять перевела взгляд на лицо. Может быть, из-за того, что мы к ней попривыкли, она уже не показалась мне страшненькой. Если бы не эта тяжелая лошадиная челюсть…

– Вам что-нибудь принести еще? – спросила она, и я опустила глаза вниз, хлопнув ими пару раз от неловкости. – Сегодня все из рук валится, – тихо продолжила она. – Позвонила мама – дочка заболела. Кажется, корь.

Не успела я выразить абсолютно искреннее соболезнование и дать пару практических советов, как Наташка привычно оседлала своего коня добродетели. В результате посуду со стола мы убрали сами, несмотря на стойкое сопротивление бедной девчонки. Оно, кстати, было оправданно. Кинг-Конг тут же схлопотала строгий выговор от бдительного начальства. Закончилось все разборкой у капитана, где подруга яростно требовала уволить директора ресторана за полное бездушие и подстрекательство к самоубийству бедной официантки. Последнее обвинение базировалось на словах Кинг-Конга: «Если меня уволят – конец». Результат разборки был положительным: в том смысле, что на рабочий стол капитана Наташка положила заявление от коллектива туристов, но только за своей подписью, – об издевательствах административного персонала над подчиненными. Административный персонал в лице директора столовой положил заявление об увольнении. Алина, она же Кинг-Конг, лучшая официантка теплохода, последовала ее примеру, а капитан положил эти бумаги в мусорную корзинку. Разошлись все после бурного процесса братания в полном удовлетворении. Капитан оказался серьезным, но вполне демократичным. И на нарушителя закона никак не походил. Что ж, внешность иногда бывает обманчивой.

Ветерана мы прозевали. Он благополучно отужинал в наше отсутствие и ушел. Оставалось одно – бегать по всему теплоходу в надежде, что он где-нибудь, да попадется. Как назло, не попадался. Зато на последнем круге почти в лобовую столкнулись с Мисюсей. В отсутствие женушки он заарканил массовичку Людмилу. Лицо массовички выражало страдание. Очевидно, у нее было навязчивое желание избавиться от туриста, но отсутствовала возможность. Заметив нас, Мисюся стушевался и не успел докончить очередную фразу. Воспользовавшись заминкой, Людмила поспешила уйти – едва ли не бегом. Мисюся решил срочно разъяснить нам свое поведение, дабы мы не наябедничали Любане. Он приноровился к нашей быстрой ходьбе и голосом, полным раскаяния, поведал содержание беседы с массовичкой. С грацией марафонца Мисюся перебегал от Наташки ко мне, одновременно ухитряясь не отстать, и это очень раздражало. Пришлось притормозить.

– Сеня, бежал бы ты к Любушке, – вышла из терпения подруга. – Нас пугают леденящие подробности твоего рассказа о том, как Иван Грозный утопил очередную женушку в полынье. Сейчас еще лето. А твой миф навевает морозную свежесть. Как одноименный стиральный порошок. Неужели не нашел другого повода пристать к Людмиле? Беги, родной, к Любане. Лучше расскажи ей. И храни тебя Бог! Мы ей ничего не скажем о встрече.

Он и побежал. Все так же – как марафонец. На ходу сообщив нам, что страшная история не миф, а историческая реальность. И путевая информация на теплоходе оставляет желать лучшего. После четвертого круга по лайнеру пришла мысль, что ветерана надо поискать внутри, а не снаружи. Хотя какой смысл по такой погоде торчать в холле, в кинозале, в музыкальном салоне, в гладильной… Нет! Только не в гладильной. В конце концов, поймаем ветерана завтра утром.