Я хочу не забывать — или научиться — жить так, будто она имеет ценность, будто все они имеют ценность, даже если это не так.

После интервью съемочная группа просит меня провести им маленькую экскурсию по городу и показать места, которые были важны для меня, когда я писала «Джейн». В сумерках мы оказываемся у главного здания Нью-Йоркской публичной библиотеки, где я отвечаю еще на несколько вопросов, стоя на большой мраморной лестнице у входа. Пятая авеню вокруг нас наполняется суетой томительного и влажного летнего вечера. Да, здесь я впервые заинтересовалась историей моей тети. Да, здесь я впервые погрузилась в исследование ее тайных глубин.

Нарциссическое удовольствие зашкаливает. История, до которой, как мне казалось, никому кроме меня так долго не было дела, вдруг представляет интерес для съемочной группы. Годы навязчивого блуждания, годы смятения и бед внезапно выкристаллизовываются, прямо на этих ступенях, на глазах у заинтригованных прохожих, в историю. И не в какую-то там историю — а в историю «борьбы и надежды». Я героиня этой истории и, может быть, даже воин.

Но, стоя на этих ступенях, я чувствую себя шарлатанкой. В моей голове разброд и шатание. Пуля пробила кость много лет назад. Теперь от нее осталась лишь кучка свинцовых осколков, гремящих в прозрачной склянке. Явных улик нет.

Ни корреспондентка, ни я тогда об этом не знали, но не прошло и месяца, как ураган «Катрина» разворотил новоорлеанские дамбы, и вместо «48 часов» прайм-тайм на несколько недель заняли лица тысяч и тысяч черных людей с плохими зубами, брошенных государством на произвол судьбы, — людей, чья мера отчаяния наглядно показала, во сколько в действительности оцениваются их жизни.

Позже я возвращаюсь в модный отель в мясоразделочном квартале, куда CBS любезно поселил меня на ночь. Не зная заранее, что бар в пентхаусе будет битком набит пьяными топ-моделями, белыми льняными костюмами и ярко-голубыми коктейлями по 18 долларов, я пригласила туда друзей, чтобы попрощаться.

В баре слишком шумно для разговора, так что мы наконец сдаемся и заседаем в пыльном углу, глядя, как красивые люди заняты своим делом. Самое забавное зрелище — это группа ортодоксальных иудеев, на коленях у которых исполняют приватный танец три пышногрудые блондинки. Дело принимает интересный оборот, когда блондинки срывают с мужчин кипы и надевают их на себя. Те находят, что это ужасно весело, и фотографируют полураздетых женщин в кипах на камеры своих мобильных телефонов.

Жизнь — это кабаре, — поднимает бокал одна из моих подруг, кивая на эту сцену. — Ждем тебя в кабаре.

Нашу жизнь можно также рассматривать, как эпизод, бесполезным образом нарушающий душевный покой Ничто[37], — писал Шопенгауэр.

В конечном счете я спускаюсь на лифте в свой номер, где ложусь спать под огромным, во всю стену, портретом Кейт Мосс в стеклянной раме.

Убийство неустановленной тяжести

Этот судебный процесс колоссально навредил обеим семьям.

Так адвокат Лейтермана начал свою последнюю речь. Он говорил, что Лейтерман — отец и дедушка, которого вырвали из семьи, где его любят и где нуждаются в нем, посадили под стражу на несколько месяцев без возможности выйти под залог, а затем вынудили отвечать перед судом за убийство, совершенное несколько десятков лет назад, к которому он не имеет отношения. В свою очередь, моя семья подверглась тягостным испытаниям, которые вскрыли старые раны и, без сомнения, оставили нас с неопределенностью, болью и вопросами без ответов. В конце своего монолога он подошел к ложе присяжных и театрально спросил: Почему Джейн? Чтобы подчеркнуть, что его подзащитный никак не связан со смертью Джейн, он повторил: Почему Джейн? Почему Джейн? — еще несколько раз, как будто бы никто из моих родных прежде не задавал этот вопрос.

Всё это абсолютно бессмысленно, — подытожил он, качая головой.

Он был прав почти во всем.

В своей последней речи Хиллер был так же невозмутим и дотошен, как и всегда. Но к своему мрачному выступлению он добавил пантомиму, в подробностях изображающую, как убийца, должно быть, вытащил Джейн с пассажирского сидения автомобиля и перенес ее на кладбище. Он хотел, чтобы присяжные наглядно представили себе, как и почему клетки кожи Лейтермана оказались на некоторых участках ее колготок, представили его липкие от адреналинового пота ладони, физическое усилие, необходимое, чтобы убить, поднять на руки, дотащить. Вся эта сцена выглядела так, будто Хиллер переносил воображаемую невесту через порог или укладывал в постель привидение.

Возобновление дела 36 лет спустя заставило нас пережить утрату Джейн не один раз, а дважды, — написал мой дед в своем лаконичном заявлении об «ущербе, нанесенном потерпевшему» на 208 слов, адресованном «всем заинтересованным лицам», которое Хиллер прочел вслух в день вынесения приговора, 30 августа 2005 года, когда Лейтермана приговорили к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения.

Я не чувствую необходимости со своей стороны выражать семье Миксеров ни извинений, ни сожалений, — сказал Лейтерман в тот день, прервав долгое молчание. — И, как заметил доктор Миксер в своем письме, снова переживать этот суд, слышать все эти жуткие показания и смотреть на все эти жуткие фотографии. Какое ужасное чувство. Но я также хочу сказать, что я невиновен в этом преступлении и что я буду делать всё, что могу в рамках существующей судебной системы, чтобы обжаловать свое обвинение. Ну вот, собственно, и всё.

Однажды, когда всё это закончится, я был бы рад встретиться с вами и вашей семьей и расплести по ниточке эту безумную паутину, — сказал мне Шрёдер в самом начале. Но несмотря на усердный труд сотен людей из разных органов (отдела насильственных преступлений Ипсиланти, полиции штата Мичиган, следственно-оперативной группы по расследованию тяжких и особо тяжких преступлений службы по борьбе с наркотиками Ливингстона и Уоштено и т. д.), полиция и обвинение не смогли в конечном счете обнаружить связь между Лейтерманом, Руэласом и Джейн. Защита вовсю чихвостила Лэнгсинскую лабораторию, но никаких убедительных свидетельств лабораторной ошибки или загрязнения образцов также не нашлось. Ни у кого не было ни малейшего представления о том, как кровь четырехлетнего «Джонни» попала на тыльную сторону левой ладони Джейн. Лейтерман, скорее всего, просидит в тюрьме остаток жизни, утверждая, что никогда не встречал Джейн, не поднимал на нее руки и понятия не имеет, откуда на ее колготках взялась «золотая жила» его ДНК. На 11 июля 2006 года его первая апелляция была отклонена. Эту безумную паутину не расплести никогда.

Через несколько недель после приговора мой дед засиживается допоздна перед телевизором, где