Ночью проснулся от кошмарного сна. Снилась Александра. Она подошла к постели и протянула руку к моим губам. Ее лицо и тело были обнажены, их покрывали темные пятна, будто следы болезни. Я вскрикнул и открыл глаза. Рядом на коленях стояла служанка и смотрела на меня с умилением. Я ее прогнал.

Новый день, новый сюрприз. Уродливый почтальон привез газету. Я открыл ее… Сперва ничего не понял, а потом расхохотался. Университетские друзья, разумеется, с подачи Александры, подшутили надо мной.

Газета явно была отпечатана на принтере и являла собой набор невероятных иероглифов. Помню, я сам как-то послал своему профессору новогоднее поздравление на древнегреческом, но на этот раз шутка зашла дальше. Чтобы прочитать текст, мне предстояло сломать шифр этого языка. Явный намек на то, что у меня слишком много свободного времени.

Были в газете и фотографии. Какой-то убогий поселок – дощатые домики, ленивые собаки, пыльные улицы. А также несколько уродливых лиц крупным планом. Интересно, когда это Александра успела сфотографировать мою служанку? Наши университетские компьютерщики поработали над ее лицом, размножив и видоизменив его, чтобы выдать девушку за нескольких разных людей. Шутники…

Перевернул последнюю страницу газетки и нахмурился. Вот и я сам, заснят в огороде, в дедовских рабочих штанах и соломенной шляпе. Текст под снимком гласил… Не знаю, что. Все было написано иероглифами.

«Если это месть, дорогая невеста, то очень неуклюжая, – подумал я. – Но мы с тобой еще потолкуем. Неужели ты считаешь, что, поселившись в глуши, я утратил свои навыки?»

Я принял вызов и позабыл обо всем остальном. Конечно, я не Франсуа Шампольон, расшифровавший некогда надпись на Розеттском камне… Да и, честно говоря, шансов у меня было меньше, чем у него, ведь там, кроме египетских иероглифов и демотического письма, красовалась еще и греческая надпись, которую мог прочесть любой и таким образом сопоставить известные знаки с неизвестными… В газете никаких подсказок не было. Но я все же двинулся путем Шампольона и прежде всего стал искать группы знаков, которые были бы как-то выделены. Я надеялся обнаружить нечто вроде египетских картушей – овалов, куда заключались имена фараонов и богов. Это сразу бы дало ключ ко всему остальному… Узнав несколько букв, узнаешь их все. Я искал картуши в статье, помещенной под моей фотографией, ведь там должно было упоминаться мое имя. Так я сразу бы определил, какую основу имеет этот способ письменности.

Никаких картушей не оказалось. Это я принял за очередную издевку. Ведь если приятели решили надо мной подшутить, они должны были использовать мой конек – древнеегипетский. Это было бы вполне естественно! А они сыграли нечисто… Я пересмотрел газету – ни одного картуша… Никаких подсказок. Сам Шампольон развел бы руками…

Так. Пойдем другим путем. Я углубился в текст, на этот раз пытаясь выделить группы знаков. Самое главное для меня понять, является ли принцип этой письменности таким же сложным, как у древних египтян. То бишь, есть ли тут группы согласных звуков, двух и трехбуквенных иероглифов, а также знаки-определители, ставящиеся в конце слова. Те, что не читаются, а служат для обозначения определения слова. Все эти шагающие ноги, корабли, птицы…

Я бился над газетой до вечера и едва заметил служанку, которая стояла рядом и жалобно подвывала, оповещая, что ужин давно готов. Я встал, наскоро съел великолепные отбивные с консервированным зеленым горошком. Мне не терпелось вернуться к газете.

Работал до поздней ночи и уснул за столом.

Первые подвижки. Может, это смешно, что я так рьяно взялся за расшифровку шуточной газеты, забросив диссертацию и более насущные вопросы, но для меня это дело чести. Я обнаружил, что метод Шампольона, на которого все мы молимся, в этом случае неприменим. Это письмо в самом деле чисто смысловое. Здесь нет ни букв, ни групп букв. Значит, стоит воспользоваться методом Гораполлона, который шестнадцать столетий назад заявил, что древнеегипетское письмо – это только рисунки, рисунки и рисунки. Что ж, вперед.

Честно говоря, я так и думал. Приятели не стали бы себя утруждать изобретением новой письменности, только чтобы посмеяться над моим затворничеством. Они просто нарисовали комиксы и поместили между ними несколько фотографий…

К вечеру расшифровал статью про себя. Приблизительно, конечно, но все же смысл понял. Известный ученый вернулся на родину, земляки им гордятся, соседи в восторге. Какие там соседи! Я здесь совершенно один. И стоило ли затевать газету ради такой примитивной заметки!

Последние часы перед закатом провел на огороде. Выпалывая сорняки, раздумывал о том, стоит ли возвращаться в город, туда, где любят так эгоистично и шутят так неумно…

Расшифрована почти вся газета. На это ушла неделя. Ну и ну! Небогатое воображение у моих прежних знакомых. Они сочинили какие-то деревенские новости, извещения о свадьбах и некрологи… Все так примитивно, так мелко… Ничего забавного в газете не оказалось. Неделя, кажется, прошла впустую.

Почтальона больше не было. Никто мне не пишет, и газету не привозят, хотя я оплатил подписку на полгода. Нужно бы съездить в поселок, поскандалить на почте, но лень… А может, они газету не выпускают, потому что новостей никаких нет?

Ужин сегодня был намного хуже. Я ел почти с отвращением, часто принюхивался к жареному мясу и наконец спросил служанку, не считает ли она, что мясо начинает тухнуть?

Она грустно развела руками. Хорошо, продолжал я, а где она его держит? В холодильнике по-прежнему ничего нет, кроме консервов. Дурочка указала на подвал. Я ужаснулся:

– Ты с ума сошла, там слишком тепло! Еще много осталось?

Она показала руками, сколько, а я покачал головой. Судя по ее знакам, там оставалось еще не меньше двадцати килограммов первосортной свинины… Но только тухлой. Какая жалость!

– Закопай мясо за оградой, – приказал я. – Сейчас же, пока мы не задохнулись от вони!

Но она ушла возиться по дому и начала копать только ночью, когда я уже ложился спать. Если эта упрямица что-то вобьет себе в голову, спорить с нею бесполезно.

Газета расшифрована полностью. Я до последнего момента надеялся наткнуться на какую-то шутку, объясняющую все, но прогадал.

На месте моих знакомых я никогда бы не убил столько времени и усилий на то, чтобы полностью воссоздать облик захолустного листка, где печатаются новости, интересные только для местных жителей. Никакого сарказма в статьях… Никаких уколов, намеков, ничего! Забавны разве что физиономии якобы местных жителей, которые они создали на основе снимка моей прислуги. Да и это не слишком остроумно.

Сам принцип письменности, который они использовали, стар, как мир, а то и еще старее. Интересно, как бы звучал этот язык, если бы кому-то вздумалось на нем заговорить? Вечный вопрос. Как бы звучал древнеегипетский из уст Аменхотепа? Древнегреческий из уст Гомера? Шумерский в устах храмового жреца из Урука?.. Мы можем только предполагать.

Питаюсь хуже прежнего. Жестянка с фасолью и банка с помидорами. Мяса больше нет. Моя дурочка ходит грустная. Вот недотепа! Положи она мясо в холодильник сразу, оно бы не протухло!