Фрэнси посмотрела на медсестру. В глазах Фрэнси все женщины были как мамы, как ее мама, как тетя Сисси, как тетя Эви. Ей казалось, медсестра должна сказать что-нибудь вроде: «Может, у этой девочки мама работает и не успела помыть ее сегодня утром» или «Вы же знаете, доктор, дети часто пачкаются во время игры». Но медсестра сказала совсем другое:

– Согласна с вами, доктор. Полное безобразие. Я так сочувствую вам, доктор. Эти люди живут в грязи, им нет никакого оправдания.

Человек, который выкарабкался из низов ценой собственных усилий, стоит перед выбором. Поднявшись над своей средой, он может либо забыть о ней, либо, напротив, никогда не забывать и сохранить в сердце сочувствие и сострадание к тем, кто проиграл в жестокой борьбе. Медсестра предпочла забыть. Да, уже в ту минуту она понимала, что и много лет спустя ей будет стыдно вспоминать лицо этой девочки-заморыша, которая так надеялась, что ей скажут доброе слово, как-то защитят ее бессмертную душу. Медсестра осознавала свое малодушие, но мужества поступить иначе в себе не нашла.

Когда игла вошла под кожу, Фрэнси ничего не почувствовала. Слова доктора причинили такую боль, что она перебила все прочие ощущения. Пока медсестра ловкими движениями бинтовала ей руку, доктор положил шприц в стерилизатор и взял новую иглу. Фрэнси заговорила:

– Сейчас к вам зайдет мой брат. Руки у него такие же грязные, поэтому не удивляйтесь. И ничего не говорите ему. Вы уже все сказали мне.

Доктор с медсестрой уставились на этого недочеловека, который, как выяснилось, владеет даром речи. Голос Фрэнси сорвался от слез:

– Не смейте ему ничего говорить. В этом нет никакого толку. Он же мальчик, ему все равно, грязный он или нет.

Она повернулась, запнулась и вышла из кабинета. Из-за закрытой двери она услышала удивленный голос доктора:

– Подумать только, вот уж не предполагал, что она поймет мои слова.

Медсестра поддакнула:

– Подумать только, – и вздохнула.

Когда дети вернулись, Кэти была дома – пришла на обед. Она посмотрела на их забинтованные руки с жалостью. Фрэнси горячо заговорила:

– Мама, ну почему? Почему? Почему они говорят такое… такое… а потом колют руку иголкой?

– Это называется «вакцинация», – ответила мама, давая понять, что тема исчерпана. – Очень полезная вещь. Теперь ты научишься отличать правую руку от левой. В школе положено писать правой рукой. Левая будет бо-бо, так что ты больше не перепутаешь.

Это объяснение обрадовало Фрэнси, которая никак не могла научиться отличать правую руку от левой. Она ела, шила и рисовала левой рукой. Кэти всегда поправляла ее, перекладывала мелок или иголку из левой руки в правую. После того как мама объяснила, что такое вакцинация, Фрэнси подумала, что, пожалуй, это прекрасное изобретение. Не такая уж высокая плата за решение очень сложной задачи – разобраться с руками. После вакцинации Фрэнси стала пользоваться правой рукой, а не левой и больше никогда не путалась.

Ночью у Фрэнси поднялась температура, а место укола сильно чесалось. Она пожаловалась маме, которая сильно встревожилась. Кэти строго сказала:

– Ни в коем случае не чеши, даже если очень хочется.

– Почему нельзя почесать?

– Потому что, если почешешь, вся рука распухнет, почернеет и отвалится. Даже не прикасайся.

Кэти не хотела запугать дочь. Она и сама ужасно испугалась. Она действительно верила, что зараза может распространиться по всей руке, если трогать ее. Она хотела убедить дочь не чесать прививку.

Фрэнси думала только о том, чтобы ненароком не почесать отчаянно зудевшее место. На следующий день рука начала болеть. Готовясь ко сну, Фрэнси заглянула под повязку и перепугалась. Кожа в том месте, куда вошла игла, распухла, позеленела и нагноилась. Руку нельзя чесать, а Фрэнси, выходит, почесала. Когда это случилось? Может, во сне? Да, наверняка во сне. Она боялась признаться маме. Мама скажет: «Я же тебя предупреждала, я предупреждала, а ты не послушалась, и вот результат!»

Был вечер воскресенья. Папа на работе. Фрэнси не могла заснуть. Она встала с кровати, вышла в гостиную и села у окна. Положила голову на руки и стала ждать смерти.

В три часа утра она услышала, как по Грэм-авеню проехал трамвай и остановился на углу. Значит, кто-то выходит на остановке. Она выглянула из окна. Точно, папа. В смокинге и котелке, под мышкой – аккуратный пакет со свернутым фартуком. Он шел по улице своей легкой танцующей походкой и насвистывал песенку. Он показался Фрэнси ангелом жизни. Она бросилась ему навстречу, когда он вошел. Он посмотрел на нее и галантно приподнял шляпу. Она открыла перед ним дверь на кухню.

– Почему ты до сих пор не спишь, Примадонна? – спросил он. – Сегодня ведь не суббота, помнишь?

– Просто сидела у окна, – прошептала Фрэнси. – Ждала, когда рука отвалится.

Ему удалось сдержать смех. Фрэнси объяснила ему, в чем дело. Он закрыл дверь, которая вела в спальню, и включил газовую лампу. Размотал бинт, и у него сердце сжалось при виде распухшей нагноившейся руки. Но он не подал виду. Он никогда не подавал виду.

– Ну, детка, ничего страшного. Вообще ничего. Видела бы ты мою руку после прививки. В два раза толще, и не желто-зеленая, а красно-синяя. А сейчас посмотри на мою руку – как новенькая!

Он врал, чтобы успокоить ее, ему никогда не делали прививок.

Джонни налил в тазик теплой воды и добавил несколько капель карболовой кислоты. Промыл ужасную болячку раз, потом еще несколько раз. Фрэнси вздрагивала, потому что руку щипало, но он сказал – щиплет, значит, лечит. Промывая болячку, он шепотом напевал шутливую песенку.

Джонни огляделся вокруг в поисках чистой тряпки, чтобы забинтовать руку. Ничего не нашел, снял смокинг и манишку, стянул через голову майку и решительно оторвал от нее край.

– Хорошая же майка! – возразила Фрэнси.

– Да ладно, вся в дырках.

Он забинтовал ей руку. От ткани пахло, как от Джонни, телом и сигарами. Именно это запах Фрэнси успокаивал. Это был запах любви и заботы.

– Ну, вот! Полный порядок, Примадонна! С чего тебе в голову взбрело, что рука отвалится?

– Мама сказала, что отвалится, если буду чесать. Я не хотела, но во сне, наверное, почесала.

– Наверное, – он поцеловал ее в худенькую щеку. – Теперь ложись спать.

Она легла и сладко проспала до утра. Утром нарыв стал уменьшаться, и через несколько дней рука была здорова.

После того как Фрэнси легла спать, Джонни выкурил еще одну сигару. Потом медленно разделся и лег рядом с Кэти. Она во сне почувствовала, что он рядом, и в порыве нежности, теперь редкой, обняла его. Он осторожно убрал ее руку со своей груди и отодвинулся как можно дальше, к стене. Закинул руки за голову и пролежал остаток ночи, глядя в темноту.

19

Фрэнси возлагала на школу большие надежды. Научившись благодаря вакцинации отличать правую руку от левой, она ожидала, что в школе произойдут еще более невероятные чудеса. Даже думала, что в первый же день придет из школы, умея читать и писать. Но она пришла из школы с разбитым носом – какой-то школьник из старших классов толкнул ее, когда она наклонилась попить воды из фонтанчика – вода оказалась, между прочим, совсем не газированной.