трусливого человека, размещен в 25–30 км от переднего края и представляет собой укрепленный узел площадью 1–2 гектара, обнесенный в два ряда колючей проволокой. Посредине — новенький рубленный, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. На это строительство затрачено много сил и средств, два инженерных батальона почти месяц трудились, чтобы возвести такой КП. Это делалось в то время, когда чувствовалась острая нехватка саперных частей для производства инженерных работ на переднем крае. В доме четыре комнаты, отделанные по последней моде, и подземелье из двух комнат, так что хватает помещений и для адъютантов, и для обслуживающих командующего лиц. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны.

Подземелье и вход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу, держит для этого человека, хорошо знающего ремесло копчения. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал. Член военного совета армии Шабалов не отставал от командующего. Может ли быть хороший воин из этакого генерала? Никогда! Ведь он думает не о Родине, не о подчиненных, а о своем брюхе. Ведь подумать только — он весит 160 кг».

Далее пишет о другом командарме генерале Алексее Зыгине:

«…страшно растранжиривал продовольствие. Просто диву даешься, как люди теряют честь командирскую и совесть партийную. Зыгин перебрал одной водки 310 литров (по литру в день выпивать — и то на год хватит), а таких продуктов, как колбаса, масло, сыр, сахар… брал без счета. Все это делалось в условиях, когда и в стране трудновато с продовольствием, и в войсках не налажено снабжение».

И такое было зачастую, потому что командование == власть сразу установили пропасть между народом. Как говорил генерал Ерёменко: «Наши генералы заболели барством».

Судьба свела моего отца с генералом Ерёменко на поле боя в 1943 году. Как бы там ни говорили разные оппоненты этого смелого генерала, что бы ни придумывали, но я хочу сказать одно: он часто бывал не передовой наравне с простым солдатом. Даже тяжело раненный ещё месяц руководил боем на носилках.

Примечание. Подробности встречи описаны в очерке «Память делает человека человеком». Эта, почти трагическая встреча, стала основой стихотворения «Давным-давно была война».

Хочу заметить, что всегда стараются опорочить любого, посмевшего сказать правду о важной персоне, особенно, если эта самая персона всегда чувствует направление ветра и выбирает свой путь по направлению, а не против ветра.

Из дневников Андрея Ивановича Ерёменко видно, что он болел душой за солдата, делал, что мог для улучшения быта наших защитников.

Примечание. В этом же 1943 году мой отец был отправлен на ускоренные командирские курсы. Учёба иногда прерывалась. Об этом ниже в очерке «Покаяние»

Отец был отправлен на краткосрочные курсы командиров, только не обычных, а командиров танкистов-тральщиков. По сути их называли в войну «смертниками».

К большому сожалению, о танкистах-тральщиках не было никакой информации целые десятилетия ни в учебниках, ни в СМИ. Я узнала о них с большим опозданием. Поэтому и спешу донести до подрастающего поколения об этих неизвестных героях-смертниках.

* * *

Сегодня 6 сентября 2021 года я проводила вводное занятие по психологии общения в группе второго курса. Коснувшись личности, я спросила студентов, кто такие танкисты-тральщики? В ответ была тишина. Замечу, что в группе одни ребята. И в колледже не первый год работает музей «Наследие», в котором есть комната боевой славы. Именно поэтому я решилась рассказать о боевом пути моего отца и тех, кто был с ним рядом, отложив на время поэму, над которой тоже начала работу. Мне просто больно… очень больно… не только за наших фронтовиков, но и за подрастающее поколение…

ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУГОМ И УЧИТЕЛЕМ Б. М. ПЕТРОВЫМ

Среда, 21 августа 2013, 11:12 +04:00 от [email protected]:

Привет, Н. Ф.! … Ещё один «боевой путь» сейчас никому не нужен. Боевых путей было столько, сколько человек прошло в годы войны через Красную армию. Их пути укладываются в три десятка вариантов, по каждому из которых уже много чего написано. Нужно что-то новое, что высвечивает именно фронтовой путь именно Фёдора Войтенка… Что именно? Ну, уж не так, как это модно сейчас говорить: «Не с теми, дед, ты воевал!»

Помнится, отец воевал на Ржевском выступе. Гитлер маниакально его удерживал, называя «пистолетом, приставленным к виску Москвы». Была страшная мясорубка. Именно Ржевскому выступу посвящено наиболее сильное, как я считаю, стихотворение о той войне — «Я убит подо Ржевом» А. Т. Твардовского. Это с ним Вам конкурировать. Ещё стоит прочесть (да Вы, наверное, уже прочли) прозу Елены Ржевской (псевдоним фронтового врача, воевавшего подо Ржевом, а затем в комиссии, искавшей тело Гитлера).

Не знаю, в каком звании воевал в 1942 Ваш отец, в каком закончил войну. Звание — это большая человеческая разница: кто мог послать его на смерть и кого он мог послать на смерть и мог ли вообще.

Вы называли ордена Красная Звезда и Отечественной войны высокими. Существует строгое официальное старшинство среди 102 советских правительственных наград. Конечно, все ордена старше медалей (кроме медали «Золотая Звезда»). Старшая из медалей — «За отвагу». Фронтовики её очень ценили. Это, как говорят, «без дураков» — заслужил личной храбростью. Но в старшинстве она лишь на 39 месте. У ордена Отечественной войны старшинство — № 21, у Красной Звезды — № 25. После войны орден Красной Звезды одно время давали просто за 15 лет безупречной службы. Из наград для низшего командного и рядового состава ещё был орден Александра Невского, учреждённый уже в 1942 г. (№ 17). Выше этого ордена идут