Валери Уитмен бросила на него задумчивый взгляд.

— Вы в самом деле думаете, что я могла бы кого-нибудь убить? — Вначале голос ее дрожал, но затем она взяла себя в руки.

— К сожалению, мы пока еще не умеем отличать убийц по внешним признакам. Нельзя взглянуть на человека и сразу сказать, виновен он или нет.

— Я никого не убивала, — хрипло проговорила она. — Пожалуйста, уходите. Прошу вас!

Выругав себя за вынужденную грубость, Ратлидж встал.

— Если вам понадобится помощь, дайте мне знать. Сейчас я должен ехать в Лондон; меня можно найти через сержанта Гибсона в Скотленд-Ярде. Обещаете, что позвоните?

Он терпеливо ждал, но она отвернулась и молчала. На ее лицо падала тень, и он не мог видеть, какие чувства она переживает. Пришлось уйти — ничего другого ему не оставалось.

Когда он возвращался к машине, Хэмиш неожиданно подал голос: «А знаешь, если бы она попыталась убить его, а вместо него прикончила другого, бывший жених наверняка помог бы ей избавиться от трупа».

Бывает, люди совершают и не такие странные поступки. И все же Ратлидж не мог себе представить Луиса Френча способным на такое. Если только он не пришел к выводу, что у него остался единственный выход.

— Тогда почему он потом пропал? — вслух спросил Ратлидж.

«Потому что раздумал жениться на той, второй девице».

Версия Хэмиша казалась слишком уж гладкой и потому не устраивала Ратлиджа. Луис Френч действительно мог избавиться от трупа, подбросив его в Челси, а затем бросить автомобиль в карьере, чтобы сбить полицию со следа. Тогда понятно, откуда на мертвеце часы Луиса Френча. Френч рассчитывал, что после окончания следствия часы — семейную реликвию — вернут законному владельцу.

Но где он сейчас? Почему не обратился в полицию с рассказом о том, как его ограбили, угнали его машину, а его оглушили и он не сразу пришел в себя?

И почему Хэмиш вдруг встал на защиту Валери Уитмен?

Ратлидж заехал к Френчам, чтобы узнать, не получала ли Агнес Френч вестей от брата.

Как он и ожидал, вестей она не получала.

Агнес язвительно заявила: — Он никогда не думает ни о ком, кроме себя. Майкл был не таким эгоистом, как Луис. Правда, родители вечно носились с Луисом из-за его припадков. Он думает, что и я буду обращаться с ним так же. Но я отказываюсь потакать его прихотям!

— Если он даст о себе знать, пожалуйста, сообщите в Скотленд-Ярд, что с ним и где он.

— Если хотите узнать о местонахождении моего брата, ищите его сами. Я не буду сторожем брату моему даже ради Скотленд-Ярда.

Ратлидж воздержался от ответа и отправился в Кембридж.

Как оказалось, клиника на окраине города, куда в свое время поместили Диаса, была небольшой частной лечебницей для душевнобольных. Подъезжая к главному корпусу, он вдруг подумал: Хауард Френч и его сын Лоренс поступили очень разумно, отправив незваного гостя в изолированную частную клинику, где его не найдут посторонние. Отсюда Диасу некуда было бежать; в Англии у него не было ни родных, ни друзей.

А может быть, ничего не подозревавшие Майкл или Луис Френч бездумно отказались платить за содержание совершенно незнакомого человека? Поэтому врач и не уведомил их, что выписывает излечившегося пациента. Если в завещании покойного Лоренса Френча не было распоряжений касательно Диаса, а сыновья ничего не знали о давнем вторжении в их дом, их поведение вполне понятно. Более того, после перенесенного инсульта Френч-старший вполне мог забыть о существовании Диаса.

Лечебница выглядела ухоженной и больше напоминала загородное поместье, чем клинику для душевнобольных; она стояла посреди красивого парка, который не портила высокая ограда. Идеальное место, в котором можно скрыть от посторонних глаз семейные проблемы. Даже король держал в лечебнице молодого принца Джона[6]до тех пор, пока о нем почти не забыли.

В таком месте почти не ожидаешь найти блудного сына португальского фермера.

Открыв дверь, Ратлидж очутился в приемной, где за небольшим, но очень красивым столом вишневого дерева сидела женщина. Она любезно поздоровалась и спросила, к кому он приехал.

— Я хочу поговорить с кем-нибудь из врачей о человеке, который раньше был вашим пациентом. Моя фамилия Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда.

Улыбка словно замерла у женщины на губах.

— Пожалуйста, подождите немного, мистер Ратлидж, — сказала она. — Сейчас я узнаю, сможет ли доктор Милтон вас принять.

Она повернулась и скрылась за дверью. Ее не было довольно долго.

Ратлидж уже собирался последовать за ней, когда она наконец вернулась, придержала дверь и пропустила в приемную пожилого человека.

— Мистер Ратлидж? Я доктор Милтон, ведущий специалист.

Они пожали друг другу руки, и доктор Милтон предложил:

— Давайте прогуляемся по парку. Так будет лучше всего. Там вы можете говорить открыто.

«Да и самому доктору там тоже будет легче», — подумал Ратлидж.

Они вышли на солнце и зашагали по дорожке.

— Насколько я понял, вас интересует кто-то из наших пациентов. У него — или у нее — неприятности с законом?

— Насколько мне известно, никаких неприятностей с законом нет. Речь идет о человеке по имени Афонсо Диас. Во всяком случае, так он назвался.

— А, понимаю… Да, я хорошо его помню. Он довольно необычный пациент.

— Вы лечили его?

— Пытался. Не знаю, удалось ли мне помочь ему. Возможно, ему просто надоело столько лет нести в себе гнев.

— Почему он гневался?

— Долго рассказывать. Мы воссоздали прошлое по его рассказам; кроме того, пришлось послать запрос в Португалию. Тамошняя полиция больше им не интересовалась. Он отбыл свой срок, и они с радостью избавились от него. По их сведениям, он учился в университете в Лиссабоне; туда его отправил с Мадейры отец. Кажется, он входил в довольно радикальную студенческую группу, и в конце концов его арестовали, судили и приговорили к тюремному заключению. В тюрьме он провел лет десять. Когда он наконец вышел на свободу, узнал, что отец, не дождавшись его возвращения на Мадейру, продал принадлежащую им землю чужакам, точнее, фирме «Френч, Френч и Трейнор». Не знаю, что пережил молодой Диас в тюрьме. Некоторые симптомы указывают на жестокое обращение. Впрочем, и его самого не назовешь тихоней. Судя по всему, он предпочитал переносить тяготы молча. Когда его освободили, он обвинял в своих бедах всех, кроме себя. Видимо, его отец разочаровался в сыне и решил, что тот не будет заниматься землей. Может быть, он был прав, потому что вскоре после освобождения сын поклялся отомстить друзьям, которые, как он считал, выдали его полиции. Его снова арестовали; ему грозил большой срок. Диас бежал на Мадейру, где узнал, как отец в его отсутствие распорядился его наследством. По-моему, отцу не хватило смелости написать сыну в тюрьму и объяснить, почему он продал землю. Может быть, отец даже боялся сына. Как бы там ни было, Диас был убежден, что Френчи обманом вынудили отца к сделке.