Чем дольше они ехали, тем сильнее росло ее удивление. Разве мама не собиралась остаться дома и поработать? Катерина не могла себе представить, почему мать оказалась так далеко от Трастевере. И вообще, почему полицейские не позвонили ей по мобильному телефону? Ее мать должна была дать им номер. Катерина почувствовала: что-то здесь не так. И еще этот автомобиль! Он вообще не похож на полицейскую машину. Катерина не видела радиостанции и не находила каких-либо других признаков того, что машина принадлежит римской полиции.

Наконец она осторожно спросила:

– Что произошло с моей матерью? Она попала в аварию?

– Да, – ответила рыжеволосая женщина.

– И где это произошло?

– Недалеко от Рима, на Виа Аппиа.

– Но что моя мать там делала?

– Понятия не имею.

– И теперь она лежит в больнице?

– Так и есть.

Катерина достала из кармана куртки телефон.

– Не могли бы вы сказать мне номер, по которому я могу позвонить и спросить, что с ней?

– Разумеется.

Женщина повернулась к ней и сунула ей что-то прямо под нос; Катерина не сразу поняла, что это – очевидно, потому что раньше видела такое только в фильмах.

В правой руке рыжая держала черный металлический предмет – пистолет, и дуло было направлено прямо в лоб Катерины.

Пауль почти не воспринимал величественную пышность старого палаццо делла Ровере, в котором сейчас разместился отель «Колумб». Для приезжих Рим был городом не из дешевых, а четырехзвездочный отель «Колумб», расположенный недалеко от Ватикана, принадлежал к числу самых дорогих заведений. Но Пауль пришел сюда не для того, чтобы переночевать, а чтобы поесть. Ресторан отеля, «Веранда», куда он попал через вход со стороны Санто-Спирито, оказался роскошным заведением: закуски в нем стоили дороже пятнадцати евро. Впрочем, Пауль надеялся, что платить ему не придется: недавно ему на мобильный позвонил Дэвид Финчер и предложил вместе пообедать.

Остановившись у дверей, Пауль стал осматривать вытянутое помещение, от роскошного убранства которого, выполненного в густых коричневых тонах и украшенного бронзой и золотом, у него захватило дух. Хотя было только около восьми часов, а римляне предпочитали ужинать поздно, ресторан был уже полон: многие постояльцы «Колумба» не обращали внимания на римский распорядок дня.

Подошедший к Паулю официант окинул его подозрительным взглядом. Очевидно, профессиональное чутье подсказало ему, что этот посетитель в простой кожаной куртке нечасто обедает в подобных заведениях.

– Чем могу помочь, синьор? – спросил он любезным тоном.

– Я договорился о встрече с отцом Финчером.

– Ах, с синьором Финчером! – Подозрительность сразу исчезла с вытянутого лица официанта. – Он заказал восьмой столик. Пожалуйста, следуйте за мной, я провожу вас. Синьор Финчер непременно скоро прибудет.

Финчера здесь, похоже, хорошо знали, с некоторым удивлением заметил Пауль. Хотя «Колумб» и находился в непосредственной близости от Генеральной курии иезуитов, по его мнению, это было не то место, где человек, давший обет бедности, мог часто бывать. Сев, Пауль поймал на себе удивленный взгляд дамы за соседним столиком. Она и ее провожатый были разодеты в пух и прах. Пауль уже приготовился услышать адрес ближайшего «Макдональдса», но дама, приподняв брови, снова повернулась к своему спутнику и красному вину. Пауль смотрел на нее до тех пор, пока их взгляды не встретились. Тогда он нацепил на лицо широкую улыбку. Высокие брови поднялись еще выше, и женщина с обесцвеченными волосами – если это, конечно, был не парик – внезапно отвернулась.

В первый раз с момента приезда в Рим Паулю стало весело. Уже ради этого, стоило прийти сюда. Возможность на несколько секунд позабыть о двух мертвецах и зловещих кошмарах принесла ему облегчение. Ему стало жарко, и он снял мокрую от дождя куртку. К нему тут же подбежал официант, чтобы забрать у него верхнюю одежду. Пауль представил себе, как вытянулось бы лицо у дамы за соседним столиком, если бы он небрежно повесил куртку на спинку стула, и не мог не рассмеяться. Упомянутая дама наградила его укоризненным взглядом.

– Вы в хорошем настроении, Пауль? Я рад. Я уже испугался, что прошедшие дни отрицательно сказались на вас.

Дэвид Финчер отдал пальто официанту и сел напротив Пауля.

– Так и есть, – вздохнул Пауль. – Просто я дурак.

– Дурак? Почему вы так решили?

– Отец Анфузо всегда так говорил, когда мы в детстве, в сиротском приюте, начинали смеяться ни с того ни с сего: «Смех без причины – признак дурачины».

– Но у вас есть причина. Вы хотите забыть недавние события – хотя бы на короткое время.

– Вы, должно быть, изучали психологию, отец Финчер. Его собеседник широко улыбнулся.

– Два года.

Официант принес им меню.

– Спасибо, Луиджи, – сказал Финчер и раскрыл меню. – Выбирайте, что хотите, Пауль, я все оплачу.

Но Пауль положил меню на стол, так и не открыв его.

– Я просто закажу то же, что и вы, отче. Думаю, я не ошибусь.

– Ну, в таком случае сделаем заказ прямо сейчас. – И Финчер снова подозвал официанта. – Мы уже выбрали, Луиджи. На закуску возьмем маринованного лосося с муссом из сладких лимонов, затем фарфалле[12]с помидорами, базиликом и сыром качиокавалло, в качестве основного блюда – окунь с моцареллой из молока водяной буйволицы, красным салатным цикорием и зеленым перцем, а на десерт – бабку с муссом из анисового ликера. Выбор вина мы, пожалуй, оставим на ваше усмотрение, Луиджи, вы в этом прекрасно разбираетесь.

Официант довольно кивнул.

– Очень хорошо.

Финчер захлопнул меню и посмотрел на Пауля.

– Вы ведь любите рыбу?

– Я живу на берегу большого озера. Кроме того, я католик. Что еще я могу есть по пятницам? Лишь одно в вашем выборе беспокоит меня, отец Финчер.

Выражение лица генерального секретаря внезапно стало серьезным.

– И что же это?

– Количество.

Теперь рассмеялись оба, и строгая дама явно с трудом сдержала негодование. В отличие от Пауля, Финчер был одет так, что по его виду сразу можно было понять, что он священнослужитель. Веселый клирик, который любит вкусно и обильно поесть, похоже, не соответствовал ее представлениям о мире.

Разумеется, Пауля тоже удивило, что Финчер заказал такую роскошную и страшно дорогую еду. Американец, кажется, прочитал мысли Пауля у него на лице.

– Вы, вероятно, находите странным, что иезуит так хорошо живет.