– Кофеварку эспрессо по будням не включают, да и, пока она раскочегарится, пройдут годы, но у нас есть пиво и…

Дзен чувствовал, что женщине хочется загладить впечатление от агрессивного поведения Нальдо, – и из вежливости, и из боязни неприятных последствий.

– А граппа у вас есть? – спросил Дзен.

Женщина впервые подняла взгляд и посмотрела ему в глаза.

– Есть местная, самодельная, мы ее гоним небольшими порциями в маленьких медных дистилляторах…

– С удовольствием попробую, – сказал Дзен, дружелюбно улыбаясь. – Но при условии, что вы выпьете со мной.

Женщина снова растревожилась.

– Ой, я даже не знаю. У меня столько дел…

– Какие, например?

– Ну, надо свиней накормить. Я хотела это сделать раньше, но сломался водяной насос и…

– Сеньор Ферреро сам этим займется. Судя по его безукоризненной компетентности в других областях, он должен быть незаменимым работником для этого заведения.

Дзен повернулся к Нальдо, который стоял, не сдвинувшись с места, очевидно, целиком погруженный в какие-то вечные неразрешимые проблемы, обдумывание которых поглощало все его время и энергию.

– Вам предоставляется возможность не понаслышке ознакомиться со слесарно-водопроводным делом и свиноводством, – сказал ему Дзен. – Уверен, что вы не упустите шанс обогатить свой личный опыт, другого может и не представиться.

Нальдо сердито посмотрел на женщину.

– Марта, почему ты позволяешь ему так со мной разговаривать?

– Да это же всего лишь шутка!

Дзен догадался, что это был прием, которым она пользовалась так часто, что он перестал действовать. Хотя с опозданием, но он также понял, что презирал в себе Нальдо: свою зависимость, недостаток мужской решительности, комплекс «маменькиного сынка».

– И кроме того, – добавила она, – тебе не помешает немного размяться. Сколько раз я тебе говорила, что физические нагрузки способствуют выработке эндорфинов, а они помогают избавиться от депрессии.

Злобно взглянув на нее, Нальдо вышел через заднюю дверь, оставив Дзена с ощущением, будто он только что выиграл очко, хотя и не играл на победу. Марта налила ему прозрачного спирта, себе – стакан вина, и они уселись за стойкой, словно для неторопливой беседы.

– Ваше здоровье, – сказала она. – Сама я крепкого не пью, но мне говорили, что это хорошая граппа.

Дзен понюхал рюмку и сделал большой глоток. Граппа была действительно недурна для местности, не имевшей традиции ее производства, хотя до высшей степени очистки, какой умели достигать виноделы в его родном Венето, ей было далеко.

– Превосходно, – сказал он, доставая сигареты и протягивая пачку Марте. Та отрицательно покачала головой.

– Так почему полиция преследует Нальдо? – спросила она.

– Мы его не преследуем. Я пытаюсь помочь ему установить местонахождение трупа его отца и провести опознание, вот и все. – Он взглянул на нее. – Он когда-нибудь говорил с вами об этой стороне своей жизни?

Поскольку она замялась с ответом, он вскинул руки вверх:

– Простите! Вы угощаете меня граппой, а я сразу начинаю вас допрашивать.

– Не в этом дело. Просто я не совсем понимаю, что вы хотите узнать. Вернее, правильно ли будет с моей стороны отвечать вам, не посоветовавшись с Нальдо.

Дзен кивнул, давая понять, что прекрасно понимает ее сомнения.

– Давайте я расскажу вам то, что он сообщил мне. Если коротко, он сказал, что тридцать лет назад у его матери был роман с неким Леонардо Ферреро. Вскоре после того как она забеременела, этот человек погиб. Мужу Клаудиа солгала, что ребенок от него. Вероятно, он никогда в этом не сомневался. Позднее, после его смерти, она открыла сыну правду, и он, по просьбе матери, стал носить фамилию ее любовника. А теперь она утверждает, что недавно найденное неопознанное тело принадлежит Леонардо Ферреро.

Марта кивала.

– Это почти все, что он рассказывал и мне, ну, он говорил еще, что этот Леонардо был военным. Больше ему самому ничего не известно.

Она допила вино и снова наполнила стаканы.

– Но вы-то знаете больше, – заметил Дзен, проникновенно глядя на Марту.

Она помолчала, однако это не было неловкое молчание, просто Марта обдумывала то, что хотела сказать.

– Когда растешь в такой среде, в какой выросла я, полиции не больно-то доверяешь. Я видела столько жестокости и обмана… Но вам я почему-то верю. У вас очень благоприятная аура.

В свое время Аурелио Дзен получал немало комплиментов в свой адрес, но это было что-то новое. Может, все дело в пробном флаконе нового лосьона после бритья, который Джемма принесла домой после встречи с менеджером по продажам?

– Я слышала об этом от одного из основателей нашего проекта, он был из первых туринских активистов, – сказала Марта. – Позже решил, что наша деятельность контрреволюционна, и уехал в Мексику организовывать восстание индейцев. В общем, на собрании, где решался вопрос о приеме Нальдо в наш коллектив, Пьеро выступил категорически против. Нальдо тогда уже носил фамилию Ферреро и в разговоре с кем-то упомянул, что его отца звали Леонардо. Это дошло до Пьеро, у которого тут же возникли подозрения. По его словам, Леонардо Ферреро участвовал в военном фашистском заговоре с целью свержения правительства, разболтал подробности этого заговора некоему журналисту и вскоре после этого был устранен – самолет, на котором он летел, взорвался в воздухе, должного расследования не было. Пьеро утверждал, что все это было уткой: откровения Ферреро не содержали никаких существенных сведений, а его самого не было на борту взорвавшегося самолета. Утечку информации о заговоре организовали, чтобы то ли смешать карты левым, то ли спровоцировать их, а печальная судьба Ферреро должна была послужить уроком потенциальным предателям, если таковые действительно имелись в организации.

– Но какое все это имеет отношение к Нальдо? Он не произвел на меня впечатления человека, которого кому-либо придет в голову использовать в качестве надежного заговорщика.

Марта рассмеялась.

– Вот и мы все подумали так же, Пьеро остался в меньшинстве. Честно говоря, мне кажется, что именно тогда он начал отдаляться от нашей общины. Он привык иметь дело с высокодисциплинированным и строго иерархическим партийным аппаратом. Мы же, хоть и пользовались еще соответствующим языком и делали вид, что действуем, но на самом деле были просто коммуной хиппи. Он считал нас кучкой любителей.

К дому подъехала машина, свет ее фар ворвался в окна. Шофер трижды просигналил.

– Кто был тем журналистом, с которым предположительно говорил Леонардо Ферреро? – спросил Дзен, раздавливая в пепельнице окурок.

– Я забыла. Похоже, он был известной фигурой в семидесятые годы. Его уважали левые и ненавидели правые. Пьеро говорил, что он сотрудничал с газетой «Унита». Брандони? Брандини? Пьеро знал его, разумеется. В те времена все знали всех. Это была и партия, и команда. И в этом наполовину состояла ее привлекательность, о чем теперь все стараются забыть.