class="p1">Гуллаф немного помедлил и, наконец, не поворачиваясь к Эвмару спиной, сделал несколько шагов назад - и исчез за углом.

В этот самый миг Эвмару показалось, что сверху со странным резким свистом метнулась вниз летучая мышь. Он рывком отскочил к стене и услышал, как натужно простонал его пленник - меот будто бы стал с трудом подниматься на четвереньки, но тут же бессильно завалился на бок и затих.

- Проклятье! - прошептал Эвмар, склонившись над ним.

Лезвие тяжелого ножа без рукояти ушло глубоко в спину чужака.

Эвмар убрал меч в ножны. Нарочито неспешным шагом он вышел из ворот на мост и, прислонившись к перилам, дождался, пока появится живая стража и скроются соглядатаи. Скрылись все, кроме одного.

Один недобрый взгляд всю ночь неотступно следовал за Эвмаром, лишь только он приближался к стенам Города менее, чем на один стадий.

Утром в толпе горожан на агоре Танаиса, перед храмом Бога Высочайшего, Эвмар оглянулся на Южную башню, и вновь ему не удалось уловить лика соглядатая: он был скрыт тенью в амбразуре.

"Пусть ненавидят, - усмехнулся Эвмар. - Зато с каким рвением боятся..."

- Похоже, мои доброжелатели нашли способ избавиться от меня, - сказал он стоящему рядом Аминту, - таким образом, чтобы я, умирая, недоумевал по поводу своей смерти: насильственная она или нет. Какой-то негодяй еще с ночи с поразительной настойчивостью точит мой затылок, верно, надеясь сделать в нем дыру.

На тревожный взгляд Аминта он ответил улыбкой:

- Рано, Аминт. У меня есть еще полгода.

- ...Смертью забытый, Авел повесится сам в славу науки своей, - стараясь поддержать улыбку Эвмара, с философской иронией продекламировал Аминт.

- Вообрази астрологом себя, Аминт: взгляни на ход светил и угадай, что скажет нам теперь великий жрец.

- Будет верней, если я воображу себя не Авлом-астрологом, а - Эвмаром-Прорицателем. Так будет легче угадывать черные помыслы... Старик заговорит о тяжелых временах и о власти, не годной ни на что - лишь на подражание императорским триумфам. Он заклеймит римских бездельников, пьянствующих под нашими стенами в то время, как горстка разбойников спокойно разгуливает по улицам и за ночь может без особого труда вырезать половину Города...

Контур белой жреческой тоги показался в сумраке храма. Лишь в самых дверях горожане смогли различить голову жреца и его жилистые, неподвижные руки. Он сделал два неспешных шага наружу, обвел взглядом лемсху и сделал еще шаг - на край верхней ступени. Его гладкий бронзовый череп заблестел на солнце, как шлем римского легионария.

- Граждане Танаиса! - произнес жрец и заговорил о тяжелых временах и о власти, не годной ни на что - лишь на комическое подражание императорским триумфам...

Глаза старого жреца остановились на середине толпы и почти не мигали, руки висели, как сухие ветви, а голова не двигалась, напоминая об изваянии; короткие, тонкие губы жреца еле шевелились - и потому удивителен был громкий, чеканный голос, слышный широко и объемно, как со сцены амфитеатра.

Жрец говорил об упадке эллинского духа, о том, что последним героем-защитником, подающим пример бесстрашия и бдительности, сделался германец, вскормленный материнским молоком где-то в далеких краях непроходимых болот и научившийся выговаривать эллинские слова лишь в возрасте юноши-воина.

Сам германец стоял на ступенях храма с самодовольным, но в то же время растерянным видом. Еще более растерянной и никак не радостной казалась глядевшая на него толпа. Триумф героя не получался сам собой, и Эвмар заметил, что старый жрец начинает скрывать растущее удивление.

- Еще вчера я был уверен, что наш новый Геракл давно выторговал все будущие подвиги у своих "гениев-покровителей", - сказал Эвмар о Гуллафе, - и знает, что в любой потасовке его драгоценную жизнь бережет не Афина, а десяток стрелков-соглядатаев, рассыпавшихся по крышам и по темным углам. Но сегодня ночью я усомнился в этом. Я был изумлен... Мне показалось, что Аннахарсису удалось найти редкой породы простака с руками Аякса и лбом боевого тарана... Подвиги для нового героя заготовлены заранее, слава - тоже, покровительство в поединке - вернее, чем у самого Ахилла. Когда же в герое пропадет нужда и он вдруг помешает новым замыслам, ему будет обеспечена геройская смерть... Не бог ли наш назойливый старичок? Он ведает судьбами лучших людей века.

- Военная сила, которой мы доверили свой покой, - бесстрастно говорил старый жрец, - столь велика, что подобна Колоссу Родосскому: ему трудно разглядеть у своих стоп десяток негодяев-оборванцев, вооруженных мясными ножами. Колоссу, наконец, стыдно тратить свои великие силы на мелких муравьев - он станет дожидаться врагов-великанов. Если последняя ночь ничему не научит вас, сограждане, значит, боги решили поразить ваш город, ибо уже отняли у вас разум.

Танаисцы слушали старого жреца, как завороженные, но проблеска ясной мысли или общего решительного помысла Эвмар не заметил на их лицах.

"Старик по привычке заколдовывает, но не вразумляет", - подумал он.

- Теперь я скажу им, Эвмар, - горячо зашептал рядом Аминт. - Я чувствую, что час настал. Я чувствую своим сердцем, Эвмар.

Эвмар нахмурил брови, но спустя мгновение глаза его зажглись радостью: он прозрел добрый знак судьбы.

- Хвала Аполлону, Аминт! - поддержал он друга, обняв его рукой за плечи, - Твой час настал. Не робей, но будь осторожен.

Раздвинув передних слушателей, Аминт поднялся на ступени и повернулся лицом к толпе.

- Сограждане! - сказал он первое слово, и волнение вдруг ушло из груди с первым решительным выдохом. - Наш славный архонт вполне справедливо призвал нас к бдительности. Наш славный эллинарх еще более справедливо призвал нас к еще большей бдительности. Наконец, многомудрый отец фиаса Бога Высочайшего с удивительным постоянством, украшенным тонкой риторикой, вновь убеждал вас в опасной легкомысленности людей, обязанность которых - хранить покой и благополучие всего Города. Я из их семьи, я - сын и брат. Но я поднялся на эти ступени не для того, чтобы оправдывать их недомыслие. Если они в нем повинны, то будут справедливо осуждены вами, сограждане, и нашими богами. Одно лишь их отсутствие я могу оправдать. Отец мой и брат готовят войска достойно встретить конницу боранов, и если бы вы, сограждане, не были уверены в их воинском опыте, то вряд ли нынешним утром столь беззаботно понесли бы свои товары к причалу...

Аминт осекся, заметив за плечами Эвмара человека, которого еще миг назад там не было.

Эвмар кивнул Аминту и обернулся: перед ним, вплотную, стоял Плисфен, человек Аннахарсиса.

- Отец