директор лейпцигского зоопарка Йоханнес Геббинг поспешили на место событий, чтобы поймать их живыми. Однако Полли решила прогуляться по ночным улицам. На Блюхерштрассе ей встретилась пожилая дама, которая потом удивлялась, что посреди ночи по тротуару ходит такой большой теленок. Другие прохожие, более сведущие в разновидностях фауны, позвали пожарных, и те направили на Полли струю воды; спасаясь от нее, львица запрыгнула в окно гостиницы «Блюхер». Наверное, от перевозбуждения Полли почувствовала позывы в мочевом пузыре – она уверенно направилась к туалету на втором этаже. Там в этот момент сидел француз по имени Франсуа, который не закрыл за собой дверь, – и вот в месте уединения его потревожил не кто иной, как лев. Франсуа закричал и со спущенными штанами побежал вниз по лестнице, а Полли тем временем устроилась в туалете. Директору зоопарка, взлетевшему по лестнице, оставалось только тихонько запереть дверь снаружи, чтобы поймать львицу. Потом ее заманили в ловушку и увезли.

Бедного же директора цирка Крейзера приговорили к десяти дням заключения или к 100 маркам штрафа на выбор за «непринятие необходимых мер безопасности для предотвращения ущерба при содержании злых или диких животных», в немецком законодательстве предусмотрено действительно всё (§ 367 номер II уголовного кодекса). И еще два замечания: лев и до этой истории фигурировал на гербе Лейпцига. А во времена ГДР в международной гостинице «Zum Löwen» предлагали ореховый десерт «Полли».

Двадцать седьмого октября Герхарт Гауптман отправляется на аэродром Йоханнисталь в Берлине, чтобы понаблюдать за полетами самого знаменитого пилота того времени. «Смотрел так называемые пикирующие полеты Пегу / сильный прогресс / эпохальное событие». То есть пикирующий полет – это сильный прогресс. Неплохой девиз для 1913 года.

В тот же день 27 октября в обсерватории аргентинского города Ла-Плата Пабло Делаван обнаруживает в пределах Солнечной системы новую необычайно яркую комету. Он торопится и, недолго думая, называет ее просто и убедительно – «1913 f.». Немного позднее он публикует в издании «Gazette Astronomique» призыв ко всем астрономам, чтобы те «уделили особое внимание этой великолепной комете». И действительно, надо торопиться: в следующий раз эта комета попадет в пределы видимости через 24 миллиона лет.

В Париже было два центра силы, Монмартр и Монпарнас, с недавних пор их связывала линия метрополитена «А», но это всё равно были разные миры, причем Монпарнас стал сердцем авангарда не только благодаря тому, что прошлой осенью там поселился Пикассо. Имелись и два салона, споривших за право решающего слова о модернизме, тоже два разных мира (но в обоих точкой кристаллизации был Пикассо). С одной стороны – серьезный, традиционный салон Гертруды Стайн (и ее брата, пока они не расстались), а с другой – оголтелый, экзотичный русский салон Елены Эттинген и ее так называемого брата Сержа Фера, который на самом деле был сыном ее бывшего возлюбленного. Их имена тоже были ненастоящими, они ежедневно играли с новыми псевдонимами, генеалогическими линиями и идентичностями, никто не сомневался только в том, что у Пикассо был краткий роман с Еленой. Если сестра и брат Стайн вкладывали деньги в искусство и скупали работы Сезанна, Пикассо, Матисса, то Елена Эттинген финансировала журнал Аполлинера «Les Soirées de Paris» и сделала его центральным органом монпарнасской богемы. В ее квартире на бульваре Распай, 229 всегда привечали гостей, там непрерывно приходили и уходили художники, в любое время дня и ночи гостям предлагали вино и выпечку, а по комнатам расхаживала Елена в смелых муаровых пижамах и в туфлях на высоком каблуке. Только к вечеру она переодевалась и подсаживалась к итальянским футуристам, к Модильяни, де Кирико и другим итальянцам, угощала их равиоли и кьянти. А русским – Марку Шагалу, Липшицу и Архипенко – подавали, конечно, водку. Французам – анисовку. И всем немножко кокаина. В 1913 году Сережка и Лялешна, как называли друг друга загадочные хозяева салона Серж и Елена, находились в самом центре монпарнасского авангарда, они были постоянными представителями той варварской экстравагантности, которая обрушилась на Париж весной вместе с Дягилевым, Нижинским и «Русским балетом».

Марселю Прусту 2 октября возвращают четвертый вариант его редактуры «В поисках утраченного времени», пятый вариант ему пришлют 27 октября. Он сидит, исправляет, приклеивает бумажки, приписывает, потом отдает всё это Агостинелли, своему шоферу и любовнику, который вообще-то не умеет обращаться с пишущей машинкой, а уж тем более – с редакторскими капризами своего работодателя. В принципе, с апреля Пруст уже написал новую книгу, объем его правок уже больше изначального текста. Агостинелли за своей пишущей машинкой окончательно запутался и пребывает в отчаянии. Но несмотря на всё – да, в это трудно поверить, но из всех правок и коллажей в конце концов получается книга. Четырнадцатого октября выходит первый том «В поисках утраченного времени». Невероятно. Великая дата в истории мировой литературы. Вопреки всему Марсель Пруст прислал в издательство последние гранки своих «Поисков». Конечно, он успел напоследок всё поменять местами, в последний раз вычеркнул целые фрагменты и написал новые, но потом всё же выпустил книгу в свет. Когда книга века, вопреки ожиданиям издателя, вышла в ноябре 1913 года, на первых ста экземплярах была указана дата издания «1914», то есть реальность всё-таки опередила пессимизм издателя. Тот еще в марте предусмотрительно велел типографу поменять 1913 год на 1914-й, потому что не верил, что книга будет готова до конца года. И это действительно чудо. А теперь, когда работа закончена, в Прусте проснулся директор по маркетингу: он устраивает у себя в квартире изысканный прием для рецензентов с небольшими денежными подарками для них, платит 2000 франков за размещение хвалебной рецензии на обложке «Journal des débats» и всего 1000 франков за оду своему роману на первой странице «Фигаро». Которую написал не кто иной, как сам Марсель Пруст, под смешным псевдонимом. Этот роман, пишет Марсель Пруст о Марселе Прусте, – «маленький шедевр». И наверняка думает при этом: опять всё приходится делать самому!

Но на самом деле Пруст всё время думал об Агостинелли. Он постоянно думал о том, как бы еще очаровать своего любимого шофера и секретаря и как окончательно убедить его в преимуществах гомосексуальности. А тот, когда последние готовые гранки были отправлены в издательство «Грассе», объявляет своему господину и покровителю, что интересуется вовсе не пишущими машинками, а совсем другими аппаратами – летательными. И в ноябре Пруст оплачивает первый курс Агостинелли в летной школе «Блерио» на аэродроме Бюк. Но 800 франков за курс – смешные деньги по сравнению с 27 тысячами франков, которые приходится заплатить Прусту,