потому что в своем любовном безумии он поддался на уговоры и согласился подарить своему дорогому Агостинелли в награду настоящий самолет. Пруст получает счет за самолет, и ему приходится спешно продавать все оставшиеся акции, на этот раз рудников «Utah Copper» и компании «Spassky AG». В письме другу Альберу Намьясу он в двух словах описывает свои передряги: «На этом заканчиваю, просто нет слов, сколько у меня душевных терзаний, сколько материальных затруднений, сколько психических страданий и литературных неурядиц». И Пруст не преувеличивал, может быть, впервые в жизни. Ведь что делает его друг Агостинелли с подаренным самолетом? Улетает на нем. Без лишних комментариев он вместе со своей женой Анной (да, он никак не мог отвыкнуть от женщин) покинул квартиру Пруста на бульваре Осман и отправился на юг Франции. Пруст нанимает частных сыщиков, чтобы те нашли Агостинелли. Вероломство, остроумие или сумасбродство – не знаю, как назвать такой поступок, но этот Агостинелли вскоре записался в летную школу братьев Гарберо в Антибе под именем «Марсель Сван». То есть взял имя своего брошенного покровителя и фамилию главного героя из его только что вышедшего романа. Неплохо. Но и эта любовь Свана закончится так же, как и в романе – смертью. В начале следующего года бесстрастный шофер упадет на дареном самолете в Средиземное море и утонет.

Хелен Гессель, ученица знаменитой Кете Кольвиц (эксперта по человеческим страданиям), ставшая потом возлюбленной благополучного художника Жоржа Моссона (специалиста по цветочным натюрмортам), хочет родить ребенка от своего мужа Франца Гесселя (лентяя и мастера по уклонению от своих обязанностей). Хочет несмотря на то, что ей пришлось совершить свадебное путешествие на юг Франции с его мамой, и несмотря на то, что она, как ей стало понятно, не меньше самого Франца вожделеет его друга Анри Роше. И несмотря на то, что ей пришлось отправить в сумасшедший дом своего любимого брата Отто (он еще выступил на свадьбе с антисемитскими оскорблениями в адрес семьи Франца). Это всё неважно. Она хочет ребенка от Франца. Сейчас, в эти октябрьские дни, когда солнце так красиво освещает листья и те вспыхивают пурпуром. Чтобы зачатие прошло как по маслу, Хелен Гессель не хочет ничего отдавать на волю случая. Она берет мужа под руку и увозит из Парижа в небольшое местечко Бланкензее в Бранденбурге. Именно там молодая художница Хелен когда-то провела несколько страстных ночей любви с Жоржем Моссоном. Наверное, она подумала, что если теперь в постели с Францем она оживит в себе ощущения того мая, с Моссоном, то всё должно получиться. И у нее получается. Золотым октябрьским днем в Бланкензее Хелен Гессель мгновенно беременеет.

В эти тихие безвременные дни, полные теплого света, Август Макке пишет в Хильтерфингене на Тунском озере самые красивые, ясные и беззаботные картины всего 1913 года.

Ноябрь

В Баварии на часах, конечно, другое время. Поэтому никого особенно не удивляет, что после того, как 5 ноября 1913 года на престол вступил Людвиг фон Виттельсбах, в Баварии три года правили сразу два короля. Номер первый, король Отто, был психически нездоров уже в момент своего восхождения на трон; во Франко-прусской войне в 1871 году он поучаствовал неплохо, но потом его сразу взяли под опеку, сначала он жил в южном павильоне дворца Нимфенбург, а потом во дворце Фюрстенрид, туда его перевели после того, как помешал богослужению своими чистосердечными покаяниями в грехах. Король Отто страдал от религиозных галлюцинаций и проводил свои мрачные дни либо в апатичной неподвижности, либо часами стучась головой о стены, предусмотрительно обитые мягкой тканью, и лучшие врачи страны не могли предложить ничего, кроме ледяных ванн и инъекций морфия. Поэтому с 5 ноября прекрасной Баварией официально начал править Людвиг III, засидевшийся в престолонаследниках, и баварский парламент лишил первого правящего короля, Отто I, всех королевских полномочий. Официально считалось, что бедняга страдает от депрессии, и ему из уважения оставили титул и регалии. Вся эта монархическая неразбериха привела к тому, что через несколько лет Королевство Баварию запросто превратили в советскую республику.

В субботу 8 ноября Франц Кафка и его пассия Фелиция Бауэр с 10:15 до 11:45 гуляют в Берлине по Тиргартену, погода пренеприятная, стоит туман, а потом Фелиция уезжает на похороны. Их отношения с Кафкой в этот момент тоже находятся почти в состоянии клинической смерти.

Рождение абстракции в режиме реального времени: «Композиция VII» Кандинского, снимки 27 и 28 ноября 1913 года

Каждый, кто считает себя свободомыслящим человеком, в этом году сразу вспоминает об Анри Бергсоне. Профессор философии в парижском «Коллеж де Франс» был, бесспорно, самым влиятельным теоретиком тех лет. Макс Шелер пишет в ноябрьском номере журнала «Die weißen Blätter»: «Имя Бергсона сегодня так громко и настойчиво звучит по всему культурному миру, что обладатели чуть более тонкого слуха задаются вопросом, стоит ли читать такого философа. Овации образованных и читающих масс сейчас более чем когда-либо должны заставлять краснеть действительно мудрого человека. Но позвольте всё же сказать обладателям тонкого слуха, что Бергсона стоит почитать. Ему есть что сказать». У Миси Серт, знаменитой парижской светской дамы, у Марселя Пруста, у Гертруды Стайн приглашения на его лекции в «Коллеж де Франс» лежали рядом с приглашениями на открытия выставок Пикассо, футуристов, Матисса.

Согласно прусским «Правилам движения транспортных средств» скорость автомобилей в населенных пунктах не должна превышать 15 километров в час. Эпоха ускорения стартовала в 1913 году – на первой скорости.

Райнер Мария Рильке вернулся в Париж и неважно себя чувствует. Ах, ему совсем нехорошо. Он пишет такие строки: «Слезы, слезы, я не могу сдержать их. Моя смерть, тьма, опора моего сердца, наклони меня, чтобы они стекали».

В кинотеатрах идет шпионский фильм «S1». Гертруд, в роли которой снялась Аста Нильсен, тайно помолвлена, но ее жених хочет раздобыть через нее чертежи нового аэроплана для иностранных спецслужб. Гертруд рассказывает всё своему отцу-генералу, который и летает на этом аэроплане. Тот заявляет: «Я никогда не отдам руку дочери тайному врагу отечества». И бедная Гертруд оказывается перед выбором между любовью и отцом, который, как положено, олицетворяет отечество. Разумеется, она правильная немка и вырывает у возлюбленного выкраденные чертежи, гремит музыка – и вот торжественный финал: «Счастье отечества – это счастье каждого». Однако в Берлине фильм почему-то получил ограничение по возрасту, а в Мюнхене полиция целых три раза запретила допуск несовершеннолетних на этот фильм, распоряжения № 11377, 11378 и 11379. Поэтому премьера