— Ты дал мне свой плащ, — я потупилась, улыбаясь воспоминаниям, которые до сих пор хранила в сердце как самые драгоценные.

— Он потом долго пах тобой.

Его доверительный шёпот снова вернул меня в тот вечер. Когда луна была словно присыпана пеплом, и наш дом, сейчас такой пустой и мёртвый, был наполнен смехом, музыкой и огнями, а в моей душе расцветало самое первое, самое робкое и сильное чувство. Чувство, которое как оказалось, было взаимным. Но я всё никак не могла этого осмыслить и принять. В голове не укладывалось.

— Я думала, тебе нет до меня дела. Ты был такой… холодный, далёкий, отстранённый.

Взгляд Дорна вспыхнул.

— Ещё бы мне не быть «далёким», если каждый раз, когда я пытался подойти к тебе ближе, магия выходила из-под контроля! Я полжизни пытаюсь держать в узде этого бешеного зверя. И думал, что мне почти удалось. Но потом появилась ты. И рядом с тобой он как будто сорвался с поводка. Знаешь… мне трудно признать, но я испугался. За тебя. Потому что тебя могло ранить теми бокалами, что взорвались при моём приближении, тебя могло насмерть посечь осколками от рухнувшего окна… и ещё сотни разных, но не менее паршивых вариантов, которые я даже не мог предсказать. Нет, это было слишком опасно! Я должен был сделать шаг в сторону. Отступить и не позволить нашим жизненным дорогам переплестись, пока это ещё было возможно. Дать тебе прожить свою жизнь — правильную, достойную, безопасную… без всего того дерьма, которым наполнена моя.

Я вдохнула пару раз поглубже, чтобы успокоиться.

— А ты не подумал, что хорошо бы сначала спросить моего мнения по этому поводу?

Его серый взгляд прищурился. На развалинах несчастной беседки уже почти нечем было дышать от жара.

— Я прекрасно знал, что бы ты сказала по этому поводу. Ещё до того, как услышал те строки из твоего дневника, которые резали меня по живому.

— Может, ты ещё и даром телепатии владеешь, и тоже забыл мне сообщить? — недовольно проворчала я, уже понимая, что сердиться дальше не смогу. Что с каждым его словом, с каждым плавящим до костей взглядом до меня постепенно начинает доходить правда. И эта правда возвращает меня к жизни, как засыхавший цветок, что наполняется живительной влагой.

В уголках его губ появилась коварная улыбка, от которой у меня подогнулись колени.

— Ну зачем же? Мне было всё ясно и без телепатии. То, как ты смотрела — я успевал прочесть достаточно прежде, чем ты стыдливо отводила глаза и пряталась под своими бесконечными ресницами. Как очаровательно краснела… словно бутон розы, который только ждёт моего прикосновения, чтобы распуститься. Знаешь, о чём у меня были все мысли, когда я на тебя смотрел?

Я задыхалась от его вкрадчивого тона, а вокруг беседки медленно-медленно расползался чёрный круг пепла. Потому что всё новые и новые деревья рассыпались в горячую чёрную пыль. Кажется, я сама уже готова была испепелиться в его руках, когда сильные пальцы потянули волосы назад, заставляя открыться навстречу, не позволяя больше прятаться и отворачиваться от той правды, что так неприкрыто и обнажённо дрожала меж нами невидимыми струнами.

— Я думал о том, что будет, если наплевать на всё и утащить прямо с бала куда-нибудь эту упрямую драчливую девчонку со сбитыми в кровь кулаками. Что она сделает — ударит, или будет ещё сильнее краснеть, если поцеловать её по-настоящему?

— Надо было проверить, — выдохнула я через полуоткрытые губы. Серый взгляд прошёлся по ним жадной лаской. Но ответ Дорна был неожиданно серьёзным:

— Из нас двоих именно я должен был оставаться взрослым и трезвомыслящим, потому что только я в полной мере осознавал последствия. Уже говорил тебе однажды, — тех, кто покоряется судьбе, она размазывает о камни в своём бурном течении. Я не хотел, чтобы из-за меня с тобой случилась беда. Но раз за разом судьба будто в насмешку сталкивала нас снова. А после того случая с кретином Гудсмиттом я понял, что всё равно не смогу защитить тебя от всего, если буду держаться подальше. И пожалуй, неизвестное зло, которое могло тебе угрожать, страшило меня даже больше, чем то, которое я хоть как-то мог контролировать.

Воспоминания о противной роже Оливера и о карете в том грязном переулке заставили меня содрогнуться от омерзения.

— Так всё-таки… он точно остался жив, после того, как ты с ним… «побеседовал»? Я теперь не уверена, — я оглянулась на выжженный парк.

Довольная улыбка Дорна ещё больше укрепила мои подозрения.

— Жив, жив, не беспокойся! Правда, не скажу, что цел и невредим. Я позволил магии… скажем так, выйти из-под контроля… немного. Думаю, как минимум заикание до конца жизни ему точно обеспечено. А возможно, и недержание.

А мне почему-то не было жалко. Вот ни капельки. Мерзавец заслужил.

— Кстати, если хочешь знать, недавно прошёл суд. И он, и его подельники больше никому не опасны. С таким приговором из королевских тюрем они выйдут только глубокими старцами, если вообще выйдут. Ты была не первая их жертва, к сожалению. Но единственная, которая сумела уйти, чтобы рассказать. Моя маленькая храбрая девочка.

Он снова прижал меня к себе крепко-крепко, до хруста костей.

— Тогда мне стало ясно, что я — меньшее зло для тебя. Идея с фиктивным браком показалась мне стоящей. Если б я только знал, какой пыткой это обернётся! За два года ничего не прошло и не остыло, как я надеялся. Видеть тебя каждый день так близко, знать, что ты моя жена, но не сметь даже коснуться… это сводило с ума. Мне хотелось лезть на стены и выть на луну.

Я вспомнила те дни — нашу помолвку и свадьбу… и его отказ целовать меня у алтаря как-то предстал в новом свете.

— Дорн, скажи, — решилась я на вопрос, — Правильно ли я поняла, и король что-то такое сделал на нашей свадьбе? Ведь он — сильнейший менталист в стране, и у меня возникло чувство, будто без его ментального воздействия не обошлось.

Он кивнул.

— Подарок на свадьбу от венценосного родственника. Всё, что он мог — лишь немного укрепить мой самоконтроль воздействием на разум, сделать меня более устойчивым к спонтанным выплескам магии. На несколько дней это и правда помогло. И я уже поддался безумной надежде, что возможно, не всё потеряно для меня. Для нас с тобой.

— Но затем попытка устроить нам нормальную брачную ночь обернулась сожжённой постелью… — задумчиво проговорила я.

Дышать было уже решительно нечем. Я потянулась к верхней пуговице на полушубке, чтоб хотя бы расстегнуть воротник. Но мои пальцы удержали.

— Подожди. У тебя же никогда не получалось без моей помощи, помнишь?

Я подчинилась.

Мои руки покорно упали, и я прикрыла глаза, наслаждаясь исцеляющей заботой. Как же мне этого не хватало!

Крупная округлая пуговица мягко выскользнула из петли. Его сильные пальцы на сером лисьем меху. Осторожно разводят в стороны полы… а потом дёргают ближе. И обжигающий поцелуй прямо мне в шею под ухом. И ниже, ниже, с тихим нетерпеливым рыком, вибрирующим на коже.