Как же здорово становиться мужчиной. Это не компенсирует отсутствие отца, но у меня возникает ощущение, что таким образом я за него мщу.

Министерство государственной безопасности, 09:30

В круглой одиночной камере на шестом подземном этаже стоит Робер Дримм. Он привязан к вращающейся металлической платформе, по периметру которой установлено шесть плазменных экранов. Платформа перемещает Дримма от одного экрана к другому. Шлем с электродами регистрирует посредством чипа мысленные образы, страхи, фантазии, кошмары, которые возникают в его мозгу, и синхронно проецирует их в формате 3D на эти экраны. Дримм хочет закрыть глаза, чтобы не видеть своих материализовавшихся страхов, но специальные скобы не дают ему опустить веки. Он кричит, но его сорванный голос уже не может заглушить детского плача, который несется со всех экранов: «Папочка, помоги, не бросай меня!»

– Это называется «сеанс ПС», – поясняет Оливье Нокс. – Пытка страхом.

Облокотившись на решетку камеры, он бодрым тоном комментирует происходящее, четко выговаривая слова, как гид перед группой туристов.

– Эта пытка обходится без палачей, физического насилия, увечий… Никакой грязи и очень эффективно. Испытуемый обычно ломается уже через час и выкладывает всё, что мы хотим знать. За исключением тех случаев, когда он ничего не знает, как твой отец. Уже пятнадцать часов его изводят собственные кошмары. Еще немного, и сердце не выдержит.

Молодой человек улыбается, накручивая на пальцы длинную прядь черных волос, и глаза его загораются зеленым огнем.

– Тебе скоро станет ясно, Томас, кто толкает его в могилу: ты сам.

На экранах видно, как вдоль заграждения из колючей проволоки бежит, задыхаясь, толстый неуклюжий подросток. Картина меняется: вот два солдата в белых халатах зажимают в стальные тиски его жировые складки. А вот его закрывают в газовой камере с полотенцем вокруг пояса. Вот его морят голодом, привязывая к стулу перед огромным куском мяса. Вот его держат с двух сторон, он пытается вырваться, но в это время огромный шприц всасывает в себя сначала его жир, потом глаза, зубы, мозг…

– Поторопись, Томас, скорее освободи его. Или страх за тебя окончательно лишит его рассудка.

Я просыпаюсь, как от удара. И обнаруживаю, что лежу в одних трусах на медицинской кушетке доктора Макрози. В кабинете звучит тихая музыка, а надо мной горит инфракрасная лампа. Мой медведь, скрытый под ворохом одежды, сваленной на стуле, с тревогой спрашивает, что мне снилось. И добавляет, что уже десять минут ждет, когда придет диетолог и осмотрит меня.

– Наверное, тебе снился кошмар, – говорит он. – Ты кричал: «Папа! Папочка!»

Я снова закрываю глаза. В голове вертятся обрывки картин и звуков. Вспоминаю ощущение дикого страха – то ли своего, то ли папиного – не знаю…

Дверь открывается, и загорелый энергичный тип с кудрявой головой входит в кабинет, на ходу надевая перчатки из латекса.

– Итак, молодой человек, как тебя зовут, как жизнь молодая?

Я приподнимаюсь на локте.

– Томас, доктор.

– Отлично. Смотри-ка, диета, на которую посадила тебя твоя мать, дала очень хорошие результаты, просто невероятно! Скажи, ты доволен?

Он приближает лампу к моему лицу, заставляет меня открыть рот, осматривает язык, ощупывает живот, потом объявляет, присаживаясь на край винтового табурета:

– Только радоваться тут нечему, мой мальчик. Наоборот. Ты видел, какой прогноз соотношения мышечной и жировой массы дало тебе Зеркало Будущего. Чем быстрее теряешь вес, тем быстрее его набираешь, это закон. Поэтому ты должен находиться под врачебным контролем в интернате диетического питания, в дружественной атмосфере среди сверстников, имеющих ту же проблему. Уничтожить склонность к ожирению можно только до наступления полового созревания, потом уже будет поздно.

Он похлопывает меня по плоскому животу.

– Иначе, когда станешь взрослым, – продолжает он, – тебе останется одна дорога – в Общество анонимных толстяков. Это собрание, на котором вы садитесь в кружок и говорите: «Привет, меня зовут Томас, я вешу сто тридцать килограммов и уже шесть месяцев не ем сахара». Все хлопают, тебе это льстит, но проблемы не решает. К счастью, у тебя есть привилегия – пройти курс лечебного голодания. Скажи спасибо родителям. Это дорогой метод, они, должно быть, многим пожертвовали, чтобы его оплатить, поэтому ты должен быть на высоте. Договорились? Давай, одевайся, – заключает он, снимая перчатку с одной руки, – твоя мама ждет нас, чтобы заполнить документы.

– Люси Уол, Каролина Картер, Фрэнк Сорано, – перечисляет медведь, скрытый под ворохом моей одежды. – Назови ему эти имена.

Я слушаюсь, не задавая лишних вопросов. Доктор Макрози, начавший стягивать перчатку, так и застывает с торчащим резиновым пальцем в руке.

– Эти трое умерли по его вине, – уточняет медведь. – Анорексия и самоубийство. Они сейчас рядом со мной. Здесь также Нэнси Ламонд двенадцати с половиной лет. Доктор сказал ей, что, если она растолстеет, отец перестанет ее любить. Она поверила – и бросилась под автобус. Передай ему это.

Я передаю. Натянутая перчатка вдруг с хлопаньем срывается с руки.

– Кто… Кто тебе это сказал? – запинаясь, лепечет доктор Макрози.

Пиктон молчит. Но теперь я и сам справлюсь.

– Хотите, чтобы я рассказал это полиции, доктор? Нет? Ладно. Тогда план у нас такой. Вы сейчас скажете моей матери, что мне не нужно ехать в ваш лагерь. И напишете справку, что поручаете доктору Бренде Логан осуществлять за мной врачебный контроль. Именно она будет решать, куда и когда мне ехать. Также у нее будет право освобождать меня от занятий в коллеже, если это потребуется для моего здоровья. Пишите.

Сильно побледнев, он достает блокнот из кармана халата и начинает писать. В его голосе бесследно исчезли энергичные модуляции.

– Я не понимаю… Ты хочешь, чтобы я назначил доктора Логан твоим личным диетологом?

– Точно.

– Но… неужели это мать рассказала тебе о тех детях?

– Не ваше дело. Вы должны порекомендовать ей доктора Логан, вот и всё. Объясните, что она даже лучше вас. Тем более мы соседи, это очень удобно.

Его ручка застывает в воздухе.

– Логан… Не ее ли мы лишили лицензии на совете Коллегии?

– Да-да, потому что она отказалась выдать своих депрессивных больных. Восстановите ее.

– Ты, наверное, шутишь?

– А похоже? Или вы ее восстановите, или вылетите сами. А с учетом тех доказательств, что у меня есть, еще и сядете пожизненно в тюрьму.

Он пристально смотрит на меня. Его красивое загорелое лицо искажено от страха и ненависти.

– Маленький негодяй, – цедит он сквозь зубы. – А чем ты докажешь, что не заявишь на меня потом?