Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пётр мрачнел всё больше и больше, то ли после вчерашнего ещё не отошёл, то ли, тоже почувствовал, что дело неладно. Поджав губы, он молча шёл за нами с доктором.
Переходами и коридорами тот привёл нас к двойным дверям с надписью «Отделение интенсивной терапии», велел оставаться в коридоре, а сам скрылся внутри.
Вскоре он вышел с другим доктором и представил ему нас: кто из нас муж, кто брат. Доктор из реанимации тут же переключился на Петра.
– Дежурный врач Волков, – протянул он ему руку. – Знаете, как у нас хирурги говорят? Нет ничего хуже оперировать друзей, родственников и других медиков.
– Что с ней? – спросил Пётр, сильно побледнев. Немудрено, после такого-то начала.
– Вот, и не верь после этого в приметы, – продолжал готовить нас к чему-то Волков. – Если может случиться что-то непредвиденное, то обязательно случится, уже сколько раз убеждался…
Да говори уже! – подумал я, начиная раздражаться. Какой-то предельно странный у Волкова способ объяснять, что с больным. Он так умело нагнетает атмосферу, что ему бы сценарии писать для ужастиков подошло бы очень хорошо… Хотя это пока в СССР совсем невостребованный талант.
– Эта операция проводится под общим наркозом, – наконец, перешёл к сути Волков. – С самого начала начались проблемы. То трубку не могли вставить, потом кровотечение…
– Как она сейчас? – не выдержал я.
– Пришла в себя, в сознании, состояние тяжёлое, но стабильное. Мы проводим антибиотикопрофилактику. Она останется у нас под наблюдением ещё минимум недели полторы.
– У вас все лекарства есть? – поинтересовался я. – Что-нибудь нужно?
– Пока всё есть, – ответил Волков. – Сейчас главное, терпение. Ей понадобится время, чтобы восстановиться.
– Спасибо, доктор, – протянули мы с Петром ему руки на прощанье. – Передайте ей, пожалуйста, что мы приходили и очень за неё беспокоимся, – попросил я. – Пусть ни о чём не волнуется, главное, сама, пусть, поправляется.
– Конечно, передам, – пообещал Волков и вернулся к себе в отделение.
– Ничего же не предвещало, – прошептал Пётр. Для него всё это оказалось как гром среди ясного неба.
– Всё будет хорошо, – сочувственно сказал я и похлопал его по плечу.
– Остаётся большой риск инфекционных осложнений, – зачем-то сказал Инкин коллега.
– Умеете вы успокоить, – укоризненно посмотрел я на него.
– Говорю, как есть, – немного смутившись, ответил он. – Рассчитывайте, что она не скоро в строй встанет. С новорожденным вам самим первое время придётся справляться. В лучшем случае, пока у неё швы зарастут…
– Я родителям позвоню, – задумчиво проговорил Пётр. – Они давно хотели приехать, вчера им сказал, что всё хорошо, сами справимся... А получается, что нет.
Во как! Про родителей Петра я вообще ничего не знал. Уже начал думать, что он сирота. Инку же нельзя спросить, она обидится, решит, что мне так фиолетово, кто родители у ее мужа, что я уже и позабыл. Нельзя же ей сказать, что я в этом теле недавно, и не знаю всего того, что мой предшественник знал? Ну вот теперь и будет хороший повод познакомиться…
– А когда, кстати, нам малыша отдадут? – поинтересовался я примирительным тоном у доктора.
– Думаю, как обычно, на пятый день. С мальчишкой же всё хорошо, – опять сочувственно взглянул на Петра доктор. Вот, чует моё сердце, что-то он недоговаривает.
– Спасибо вам большое, – повернулся я к нему. – Мой номер домашний у вас в ординаторской есть, если что-то понадобится, лекарства там, не знаю, ещё что-то, звоните в любое время дня и ночи. Мы все достанем, хоть, чёрта лысого с Луны.
– Ну раз так… Достаньте, тогда, сразу ей антибиотик импортный, а то нашим печень ей посадим, – сразу оживился доктор. – Перед операцией пила, сейчас только для профилактики будут ещё пять дней давать, а если инфекция какая разовьётся, то там неизвестно, сколько ещё лечить придётся.
Вот же блин! А Волков – молчал, типа, все есть. Что за непонятки? Почему случайный коллега больше заинтересован в выздоровлении пациентки, чем ее лечащий врач?
Мы зашли в ординаторскую. Наш спутник объяснил ситуацию, что у нас есть возможности по импортным лекарствам, и медики всем коллективом начали решать, что лучше приобрести для Инны. Один антибиотик превратился в три разных препарата, видимо, для разных целей. Специально сам записывал названия, чтобы мог потом прочесть.
Ладно, сказал «А», говори «Б». Сейчас доберусь до ближайшего телефонного автомата и буду опять звонить Римме Сатчан. Возможно, в Кремлевской больнице и удастся достать что-то из этого списка.
Римма оказалась дома. Проконсультировался с ней по поводу состояния сестры и лекарств. Одно она мне точно пообещала. Со вторым, сказала, возможно, тоже поможет. Но третий препарат большая редкость, его пациенты сами достают какими-то правдами и неправдами.
Поблагодарил её. И набрал Фирдауса. На импортные «правды-неправды» у меня, из всех знакомых, только он способен. Хотя, можно же еще и генерала Балдина попросить… Ладно, если Фирдаус не справится, тогда уже и его дернем, куда мы денемся.
Объяснил ситуацию, Фирдаус проникся и сразу пообещал поспрашивать среди своей диаспоры, не едет ли кто-то в ближайшее время в Союз. Может, и удастся привезти это лекарство, попросил его, на всякий случай, и второй препарат из списка привезти, что Римма не гарантировала.
Что же делать? А если у Фирдауса не получится? Дернуть все же Балдина? Хотя, что-то я позабыл про другой контакт, к которому вообще ни разу с просьбой не обращался. У нас же есть знакомые дипломаты! Позвонил Шадриным, трубку взяла Виктория Францевна, решил, что это и к лучшему. Рассказал ей всё, как есть, что сестру прокесарили, было кровотечение, состояние стабильно тяжёлое. Но медики ещё намекают на возможность инфекционных осложнений. То ли температура держится высокая, то ли сами что-то накосячили во время операции и уже по опыту знают, что без последствий не обойдётся. Советуют два импортных препарата приобрести, чтобы печень ей не угробить. Она выслушала меня и записала названия лекарств.
– Паш, будем надеяться, – сказала она мне, – что у сестры твоей молодой, здоровый организм и она поправится без тяжёлых последствий. Надеяться надо всегда на лучшее. Но ты правильно делаешь, что не пускаешь ситуацию на самотёк. Это очень