что это была именно она. Джон был уверен. Постепенно большинство девочек собрались и представили дополнительные подробности о дьявольской книжке Элизабет.

Вероятно, именно тогда – слова прилетали со всех сторон – племянница Пэрриса и Энн Патнэм – младшая подались вперед, чтобы ударить обвиняемую. Кулак Абигейл волшебным образом разжался в воздухе. Кончики ее пальцев скользнули по капюшону женщины, и девочка взвыла от боли. Пальцы были обожжены! В дальнейшем, когда эти две юные особы не бились в припадках, они переключали внимание аудитории с Джона на других: «Смотрите! У нее сейчас случится припадок!» – объявляли Абигейл и Энн, и у пораженной действительно случался припадок. В другой раз они предупреждали: «Сейчас мы все упадем!» – и семь-восемь девочек в бреду грохались на пол. За эту пророческую силу подружек скоро назовут «девочками-провидицами» [58]. Вот они показывают на деревянную балку под потолком: на ней балансирует Элизабет Проктер, жена колдуна. А скоро, предупреждают они, сам Проктер, который называл их заявления форменной чепухой, заставит метальщицу муфт Вирсавию Поуп взлететь. И в тот же момент ноги Поуп оторвались от пола. Что ты на это скажешь, грозно спросил Данфорт у Джона Проктера, внезапно ставшего подсудимым. Не дав ему ответить, Абигейл указала на двух женщин постарше. Проктер собирается напасть на них, закричала она, и обе они начали корчиться от боли. «Видишь, дьявол обманывает тебя, – предупредил Данфорт случайного подозреваемого. – Дети смогли увидеть, что ты собираешься сделать, до того, как женщина пострадала». Он настоятельно посоветовал Проктеру признаться, что с ним играет Сатана. «Увы, увы, увы», – написал тем вечером бостонский магистрат Сэмюэл Сьюэлл в своем дневнике на латыни; к этому языку он обращался, когда речь заходила о чем-то деликатном вроде чувственных мечтаний о жене или критических замечаний тестя. И лишь после добавил веское слово «колдовство».

Проктер был единственным, кто пытался восстановить хоть какое-то здравомыслие. Грубоватый, хотя и добродушный, он был сверстником Данфорта. Жена Элизабет, которая была намного его моложе и родила пятерых из одиннадцати его детей, помогала в таверне. Проктеры также владели фермой в 280 гектаров. Джон, не теряя времени, сообщил всем желающим слушать – включая мужа женщины, которую только что заставил взлететь, – что если Пэррис даст ему несколько минут наедине с Джоном Индейцем, то он «быстренько вышибет из того дьявола» [59]. В общем, этот задира себе не изменял. Его угроза не могла понравиться Пэррису, который давно уже не верил, что дьявола можно из кого-то выбить. Однако некоторые в зале придерживались точки зрения Проктера. Салемский фермер Эдвард Бишоп ближе к вечеру привез Джона Индейца обратно в деревню на лошади. У раба начался жестокий припадок, и он вцепился зубами в сидящего впереди него всадника [60]. Бишоп ударил его хлыстом, и чары рассеялись. Джон пообещал, что впредь такого не повторится. Уж точно нет, уверил его Бишоп и поклялся подобным образом разобраться со всеми околдованными.

На следующее утро в городской молельне Пэррис пытался своей твердой, уверенной рукой составить правдивый отчет об удивительных событиях вчерашнего дня. Однако в зале царил хаос. Джон и Абигейл рычали и кружили вокруг него. Мэри Уолкотт, шестнадцатилетняя горничная Патнэмов, сидела рядом и спокойно вязала, хотя иногда ее взгляд вдруг стекленел. Выйдя из транса, она подтвердила сказанное ранее Абигейл: Джон Проктер сидит на коленях у судебного исполнителя! Джон Индеец ее поправил: Проктер сидел верхом на собаке пастора под тем самым столом, за которым Пэррис совершенствовал свои стенографические навыки. Джон выманил животное – предположительно, это оно сожрало ведьмин пирожок – из-под трапезного стола и закричал на невидимую Сару Клойс: «Ах ты, старая ведьма!» – после чего забился в таких диких конвульсиях, что четверо мужчин долго не могли его удержать [61]. Продолжая вязать, Мэри Уолкотт ненароком подняла от спиц глаза и равнодушно заметила, что чета Проктер и Сара Клойс дружно мучают Индейца. Абигейл и Джона вынесли из зала. Мэри осталась, Пэррис зачитывал исполнителю свой отчет. Когда он закончил, она указала рукой с вязаньем через всю комнату – оказывается, там собрался шабаш в полном составе: Гуд с дочкой, Проктеры, Нёрс, Кори, Клойс. Всех, кого она называла, в тот же день морем переправили в бостонскую тюрьму, в том числе и Проктера, которого, видимо, взяли под стражу без предварительного ареста. Джайлс Кори доехал с Мартой до салемского парома, но дальше двигаться не мог: у него закончились деньги. Он поклялся присоединиться к жене на следующей неделе – он не выполнит этого обещания. В понедельник его тоже возьмут под стражу.

Начали складываться некие базовые правила игры, некоторые из них можно назвать беспрецедентными. Причастные к колдовству могли оказаться мужчинами или женщинами, молодыми или старыми, странствующими нищими или процветающими фермерами, уважаемыми прихожанами или аутсайдерами. Как вскоре поймет Джайлс Кори, выражать сочувствие осужденной супруге – даже если ты до того ее оклеветал – небезопасно. Указать на виновность второй половины более приемлемо: Уильям Гуд, например, так и не попал под следствие. За скептиками начинали пристально следить. Имея возможность наблюдать и за обвиняемыми в колдовстве, и за их обвинителями с более близкого расстояния, чем кто-либо помимо Пэррисов, Джон Индеец вполне мог решить, что есть смысл назвать имена других раньше, чем другие назовут твое имя. Очевидно, безопаснее быть околдованным, чем обвиненным. Подозрения росли и множились всю неделю, которая в остальном выдалась до мурашек тихой. Все словно зависло в неподвижном ожидании. Допрос Данфорта, во время которого девочки сообщили о ведьмовском шабаше, стал своего рода молнией. Теперь пришел черед грома, от раскатов которого даже собака под столом молельни, гревшая ноги своего хозяина, не была застрахована.

Все чаще и чаще кто-то еще видел призрака, на которого указывали девочки. В деревне Салем резко улучшилось зрение. И память. Когда утренние ласточки объявили о приходе весны, констебль Херрик задержал еще четырех ведьм [62]; в последующие дни он сбился с ног, собирая свидетелей и арестовывая подозреваемых. Данфорт придал процессу легитимности, но ни в коей мере его не изменил. Единственным ощутимым результатом стало то, что Хэторн, приняв эстафетную палочку у старшего товарища, пересмотрел свою вступительную речь: в апреле она сделалась более нейтральной, чем в марте. Возможно, он почувствовал, что теперь играет на более высоком уровне.

Первым из четырех очень разных подозреваемых в молельню в восемь часов того апрельского утра вошел Джайлс Кори, за которым тянулся шлейф ярких семидесяти лет жизни. И хотя его свидание с женой на пароме выглядело кое для кого явным доказательством пособничества дьяволу, все же Кори оказался очевидной мишенью