* * *

Когда до дома номер один на площади Фицрой остается уже немного, Брэма охватывает нервный трепет, и он ускоряет шаг. Найдя на полу студии Мэнгана булавку от шарфа, принадлежащую Лилит, он понял, что теперь у него есть идеальный предлог для того, чтобы нанести ей визит. Он вернет ей серебряную булавку с маленьким, украшенным зелеными камнями изображением стрекозы, скажет, что все равно проходил мимо и ему несложно было зайти и так далее в том же духе. Несмотря на свое твердое намерение увидеть Лилит, он понимает, что ему скорее всего придется иметь дело с теми, кто может счесть, что его не следует пускать в дом.

Я ни за что не позволю какому-нибудь чересчур ревностно опекающему свою хозяйку слуге помешать мне увидеть ее. Я буду настаивать на том, чтобы отдать булавку в ее собственные руки.

Перри забегает вперед и уверенно дергает ручку дверного звонка. Узнав о намерении Брэма отправиться в дом Лилит, он настоял на том, чтобы его сопровождать.

– Я просто не могу допустить, чтобы ты стоял под дверью совсем один. К тому же если ты придешь к ней один, это будет выглядеть так, будто ты положил на нее глаз, – говорит он. – И вообще, если меня не будет рядом, ты можешь в самый последний момент передумать.

В глубине дома слышится звон колокольчика, и дверь отворяется. В щель между нею и косяком на них подозрительно смотрит молодой помощник дворецкого.

– Леди Лилит дома? – стараясь держаться уверенно, спрашивает Брэм.

– А ее милость ожидает вас, сэр?

– Нет, не ожидает. Мне надо кое-что ей отдать. То, что она потеряла. Я пришел, чтобы вернуть ей это.

Помощник дворецкого хмурит брови. Перри бросается вперед и протягивает ему визитную карточку.

– Перегрин Смит. Будьте любезны, скажите леди Лилит, что я и Брэм Кардэйл очень надеемся, что она нас примет.

Помощник дворецкого берет карточку и, как кажется Брэму, с неохотой впускает их в вестибюль. Тихо присвистнув, Перри рассматривает украшающие помещение портреты и статуэтки.

Прождав, как ему кажется, целую вечность, Брэм наконец видит стоящую на верхней ступеньке лестницы Лилит. При виде ее его пульс учащается, во рту становится сухо. Насколько он помнит, так на него еще не действовала ни одна из женщин. Она спускается по лестнице в своем простом черном платье, подчеркивающем ее тонкую талию, стройную фигуру и высокий рост. Ее волосы сегодня убраны в простой узел, лежащий на затылке.

Держись спокойно, – говорит себе Брэм. – Если она хоть на мгновение почувствует, как сильно я ее желаю, это наверняка отпугнет.

– Мистер Кардэйл, мистер Смит, какой приятный сюрприз. – Она приветствует их хотя и официально, но, как кажется Брэму, достаточно тепло. Помощник дворецкого стоит в нескольких шагах от них, словно сторожевой пес, готовый броситься на помощь своей хозяйке при малейшем намеке на подвох.

Брэм протягивает Лилит булавку от шарфа.

– Я нашел это, – произносит он немного более резким тоном, чем хотел. – На полу в студии Мэнгана. Должно быть, вы уронили ее, когда приходили к нам вместе с мисс Пилкингтон-Эдамс. Я… я хотел вернуть ее вам. Как можно скорее. Я думал, что вы, возможно, ее ищете. – Тут он замечает, что под ногтями у него темнеют остатки масляных красок, и отдергивает руку.

Губы Лилит медленно растягиваются в улыбке. Она переворачивает булавку, и от драгоценных камней, которыми усеяны крылья маленькой стрекозы, отражается свет.

– Что ж, спасибо, – говорит она. – Я и в самом деле ее обыскалась. Я люблю эту булавку, ведь это подарок моего покойного отца. С вашей стороны было очень любезно взять на себя труд самому прийти сюда, чтобы вернуть ее.

– Она показалась мне… ценной. И я решил, что будет лучше, если я принесу ее лично, вместо того чтобы доверить ее посыльному или почтальону.

– И вы привели с собой охранника на тот случай, если грабитель попытается отнять ее у вас? – шутливо спрашивает она, кивком показывая на Перри. Тот ухмыляется и, похоже, хочет что-то сказать, но Брэм суровым взглядом заставляет его промолчать. – Думаю, самое малое, что я могу сделать, чтобы поблагодарить вас за труды, это предложить чаю, – говорит Лилит. – Боюсь, моей матушке нынче нездоровится, и она к вам не выйдет. – Она поворачивается к помощнику дворецкого. – Рэдли, сходите к кухарке за превосходным песочным печеньем и самым лучшим чаем.

Она ведет своих гостей в гостиную. Хотя скоро уже зима, комната полна солнечного света, льющегося в окна, обрамленные бледно-голубыми парчовыми портьерами, прекрасно подходящими к светло-желтому цвету стен.

– Какая милая комната, – бормочет Брэм.

– Моей матушке было бы приятно это услышать. Она гордится убранством нашего дома, которое выбирала сама. Она страстная поклонница стиля модерн, а вот отец не очень-то его любил. Он говорил, что от вида цветов у него возникает желание чихнуть, даже если эти цветы всего лишь написаны красками или вырезаны из дерева.

– По-моему, обставляя эту комнату, ваша матушка проявила сдержанность. – Брэм обходит гостиную, замечая красивые лампы с абажурами из цветного стекла, изящный стол. Лилит следует за ним, Перри же садится на диван, стоящий у окна.

Брэм не может удержаться от восклицания:

– О! Если я не ошибаюсь, это работа самого Лалика[2], – говорит он, останавливаясь перед изящной вазой из непрозрачного стекла с ледяным узором из переплетающихся листьев.

– Да вы, как я вижу, знаток. Матушка особенно гордится этой вазой. Миссис Джессап все время порывается поставить в нее цветы, на что матушка отвечает чудовищными тирадами: мол, это вам не обыкновенный сосуд, в который можно запихать хризантемы.

– Теперь я точно знаю, что вы меня дразните, – мне не верится, что в этот дом когда-либо приносили такие скромные цветы, как хризантемы.

Лилит улыбается, и Брэм едва удерживается от того, чтобы сказать ей здесь и сейчас, как сильно она его волнует. Она еще прекраснее, чем ее образ, который он хранил в памяти и который теперь кажется ему лишь бледным подобием, не передающим всего ее очарования. И дело здесь не только в красоте ее лица, в том, что природа подарила ей прямой нос, светлую чистую кожу, зеленые глаза. Нет, это не все, есть что-то еще. Что-то отличающее ее от других. Что-то, чего он не может объяснить сам себе.

Искра энергии? Сияние? Нет, не так. Нечто загадочное… я не могу передать это словами.

Лилит устремляет на него взгляд, и он смущается оттого, что она заметила, как он опять на нее глазел. Сконфуженный, он слегка отводит руку назад, и его локоть задевает вазу Лалика. Все, что следует за этим, происходит медленно, словно во сне. Он видит, как расширяются глаза Лилит. Видит, как ваза неудержимо падает с края стола. Он слышит вскрик, но не понимает, кто его издал, пытается схватить падающую вазу, но хватает только воздух. Ваза продолжает свое неуклонное движение в сторону пола, сейчас она разлетится вдребезги.