class="p1">пались на него со стороны пострадавших, пан Ключка триумфально взошел на ступеньки, ведущие во второй класс, и одним упругим прыжком нашел себе место в длинном узком коридорчике. Отер пот со лба, победоносно усмехнулся и злобно посмотрел на клубящиеся внизу боевые фаланги пассажиров. Но когда после пяти минут такого блаженства на «добытом» месте он услышал визг свистка, возвестившего отправление, в его лице произошла неожиданная перемена: пан Агапит встревожился. И пока не прозвучал финальный сигнал рожка, выхватил из багажной сетки свои чемоданы, молнией мелькнул за спинами изумленных пассажиров и вышел через заднюю дверь с противоположной стороны от вокзала, в направлении складов. В этот момент поезд тронулся. Над головой пана Агапита заскользили движущиеся все быстрее окна вагонов, темно-зеленые или черные корпуса, из одного купе высунулась голова какого-то вредного сорванца, который, заметив беспомощно стоявшего внизу мужчину, насмешливо показал ему сложенный из пальцев нос. Наконец мимо промчался последний вагон и, замыкая цепочку товарищей своей широкой, приземистой кормой, быстро умчался вдаль. Пан Ключка с минуту смотрел тоскливым взглядом вслед исчезающему поезду, расстроенно опустив чемодан, словно живая статуя смирения и печали; затем под перекрестным огнем ироничных взглядов железнодорожных служащих поплелся обратно в зал ожидания.

Ряды ожидающих пассажиров здесь рассеялись: основной контингент уже отбыл с поездом; оставшиеся высматривали паровоз, который курсировал на боковой линии, идущей на юг, в сторону гор. Времени было еще полно: поезд отбывал только после шести вечера.

Пан Ключка нашел удобное место в углу зала, пристроил чемодан, разместив его на столе напротив, и, вытащив из кармана маленький сверточек, принялся поглощать скромный полдник. Ему было уютно здесь, в укромном закутке, скрытом в полумраке, который уже понемногу начинал заполнять зал. Лениво выпрямил ноги, оперся на подлокотник плюшевого дивана и со всем наслаждением принялся «пропитываться» атмосферой зала ожидания и всего вокзала.

- 154 -

Пан Агапит Ключка, судебный переписчик по специальности, был страстным поклонником железной дороги и путешествий. Железнодорожная стихия действовала на него словно наркотик, встряхивала все его естество до самых глубин. Запах дыма, локомотивов, кислая вонь светильного газа, специфические ароматы копоти и сажи, разлитые в станционных коридорах, погружали его в сладостное головокружение, мутили сознание и ясность мышления. Если бы не плохое состояние здоровья, он стал бы кондуктором, чтобы непрерывно ездить из одного конца страны в другой. Он неизмеримо завидовал и железнодорожным служащим, этой их постоянной нервозности, этим вечным переброскам с поезда на «землю», с «земли» на поезд, бесконечной, никогда не заканчивающейся езде, вплоть до гробовой доски, езде без передышки. К сожалению, судьба приковала его к зеленому столику, связала шпагатом скуки со стопками запыленных актов и бумаг. Судебный писец...

Он посмотрел еще раз вглубь своего портмоне и с горькой улыбкой засунул его обратно в карман.

— Тридцать злотых, — прошептал, вздыхая, — а сейчас только пятое. Если бы не проклятые деньги, я бы уже сегодня вечером был в Костшине вместе с этими счастливчиками.

Воображение перенесло его одним броском в шумную обстановку костшинского вокзала, погружая в шум голосов, хаос сигналов и лихорадку звонков. Из-под прищуренных век медленно выкатились две большие тихие слезы и упали на рыжеватые усики...

Внезапно он опомнился. Быстро вытер глаза, подкрутил усы и, поерзав на диванчике, принялся осматривать зал ожидания. Вокруг царила типичная вокзальная скука, навевающее зевоту ожидание, серая монотонность повторений. Тишину в зале время от времени прерывал сухой кашель какого-то чахоточного, тяжелая шаркающая поступь утомленного пассажира или перешептывания «вежливых» детей под окном, расспрашивавших о чем-то своих родителей. За стеклами окон на мгновение проскальзывали фигуры железнодорожников, мелькнуло красное пятно фуражки

- 155 -

начальника станции. Где-то вдали слышался истерический посвист проносившегося за вокзалом паровоза...

Пан Агапит сосредоточил взгляд на ближайшем соседе слева, старом еврее-ортодоксе, который дремал уже нас, не меняя позы.

— Вы далеко? — завязал он разговор.

Еврей, выдернутый из сонной задумчивости, осовело посмотрел на него.

— В Райброд, — зевнул он, поглаживая длинную рыжую бороду.

— Значит, на юг, в горный край. И я тоже еду в том направлении. Хороший выбор! Сплошные яры, леса, предгорья. Но надо быть очень осторожным в пути, — добавил он, переходя от энтузиазма к предостерегающему тону.

— А что такое? — обеспокоенно спросил еврей.

— Вообще-то край немного опасен, знаете ли, леса, горы, овраги... Вроде бы там время от времени встречаются разбойники.

— Ой вэй! — простонал ортодокс.

— Ну, нечасто, но осторожность никогда не помешает, — успокоил Ключка. — Лучше всего ехать в одном из средних вагонов, но только не в купе, а в коридоре.

— Почему, простите?

— Легче выбраться в случае чего — более короткий путь Через окно прыг в поле — и баста!

Пан Агапит изрядно оживился и с блестящими от задора глазами начал разворачивать перед попутчиком картины вероятных опасностей, которые могут угрожать путникам в тех краях. Ключка «проходил» через так называемый «остерегающий момент», иначе говоря, «поднял предупреждающий сигнал», как он сам любил такое называть. Это было нечто вроде первой интермедии, которая всегда разыгрывалась в зале ожидания, куда он возвращался после первого «символического путешествия» в К. Обычно жертвой этого зловещего душевного состояния пана Агапита становился ближайший сотоварищ или подруга по путешествию, которые волею случая оказались радом с ним. Ключка самозабвенно выдумывал тысячи возможных и невозможных опасностей.

- 156 -

которые изображал весьма образно, с непреодолимой силой внушения. И неоднократно достигал небывалого эффекта: частенько случалось, что после такого разговора не одна напуганная женщина отказывалась от поездки, откладывая ее до «более спокойных времен», или же, когда поездка была неизбежной необходимостью, с благоговейным вздохом добавляла солидное пожертвование в железнодорожную копилку с надписью: «На интенцию* за счастливое путешествие»...

Побуждения, которые руководили Ключкой в «стадии предупреждения», имели довольно сложную и неясную природу. Несомненно, определенную роль здесь играло и стремление отомстить этим «счастливцам», как он называл путников, за то, что те едут «по-настоящему», — стремление, глубоко затаенное в сердце, в котором он признался бы с неохотой; но в то же время тут играло роль и другое чувство, придававшее всем этим настроенческим хитросплетениям особую окраску. Пан Агапит, разворачивая перед глазами своих жертв картины вероятных ужасов, тем самым переживал вместе с ними интенсивные эмоции на фоне железнодорожной стихии и, таким образом, обретал еще один суррогат воображаемой поездки. Таким образом «остерегающий момент» входил в сложный комплекс дорожных чаяний и впечатлений, которые имели для него первостепенное значение...

Станционные куранты звонко пробили шесть часов. В зале