Несколько санитарных групп ушли за Клыки, на запад. Там, среди густых пригорных лесов, имеется несколько небольших поселений. За лесами начинаются практически не освоенные земли, о которых известно совсем мало. Побывавшие там рассказывают о полноводных реках, каменистых жарких саваннах, где почва под ногами раскрашена во все оттенки красного цвета и где обитают невиданные звери. Как писал известный на олд-мамми в 90-е годы прошлого века поэт Весакуалькакас:

Дитё кентавра и ундины

Икрокладущая химера…

Впрочем, так говорят не все. Некоторые странники рассказывают об огромном озере, лежащем среди пустынь. Вода в этом озере соленая, а берега устланы выбеленными Эос костями, среди которых якобы есть и человеческие. Еще я слышал рассказы о высокогорных заснеженных плато, населенных удивительными существами с длинной белой шерстью и огромными зубастыми пастями. Рассказчик называл этих тварей снежными демонами и клялся, что спасся только чудом.

Самые достоверные сведения, которые есть у нас, получены от группы бедуинов. Они кочевали за Клыками со стадом прыгунов. По словам бедуинов, саванны тянутся на несколько тысяч километров, а потом снова начинаются горы, перевалив через которые, можно выйти к Ядовитой пустоши, что лежит к востоку от Лимеса.

Таким образом единственный материк Медеи напоминает широкую ленту, обвивающую планету по экватору. Ленту – или все же змею? Быть может, знак, которым снейкеры украшают свои тела, символизирует власть над Медеей? С другой стороны, несколько странно использовать для этого змею – среди животного мира планеты нам ни разу не попалось ни одного змееподобного существа.

Очень нужен человек, хотя бы поверхностно разбирающийся в геральдике, символизме, татуировках и мистике. Будь жив Петр Янович Желтовский, он наверняка смог бы подобрать ключик к загадке «змеиного колеса». Конечно, в Фербисе есть немало «специалистов», утверждающих, что они – «потомственные» целители, маги, предсказатели и знатоки всевозможных эзотерических кунштюков. Но я уверен, что все они – обычные шарлатаны, вытягивающие деньги из доверчивых дураков. То есть в принципе я готов проконсультироваться с каким-нибудь «ведуном в двенадцатом колене», но только если буду знать, что он помогает людям бескорыстно и эффективно. С волшебниками, работающими по принципу «Деньги вперед!», никаких дел иметь не хочется.

Медея хандрит. После неожиданного явления «жениха с того света», после всей этой свистопляски со сватовством, которая закончилась большим скандалом и ссорой с родней, моя женушка совсем пала духом. Стараюсь поддерживать ее, как могу, отвлекаю всякими нелепыми и смешными случаями, связанными с работой. Вчера поделился своими сомнениями относительно знака снейкеров. Неожиданно Медея предложила свою помощь.

Был жаркий погожий денек, едва ли не первый после череды дождей, длившихся две с лишним недели. Мы обедали, сидя на балконе. Внизу шумели улицы Фербиса, с вокзала доносились гудки паровозов.

Отложив ложку, моя жена вдруг сказала:

– В Дымном городе есть одна гадалка, госпожа Стефани. Живет одна, платы с тех, кто обращается к ней за советом, не берет никакой. Люди сами жертвуют ей кто продукты, кто дрова для очага, кто кусок материи на платье. А вот талеры она не берет никогда. Говорит, что деньги – зло.

– И что же, ее гадания оказываются верными? Небось такая же шарлатанка, как и другие, – пожал я плечами.

– Ты знаешь, Кли-им, да. В это можно не верить, но госпожа Стефани всегда говорит правду. Либо отказывается помочь. Понимаешь, она вот посмотрит на человека – и уже знает, зачем он пришел.

– Ну, это уже сказки какие-то. – Я недоверчиво покачал головой.

Медея понизила голос, придерживая живот, наклонилась ко мне:

– Чишами Канаси, повариха из столовой Дома правительства, ты ее знаешь, она иногда заносит нам готовые обеды, так вот, она рассказывала мне, как ходила к этой гадалке. У Чишами дочь недавно вышла замуж за скорняка, и они живут теперь в поселке Зеленая крыша, это на востоке. Ну и вот, с чего-то она решила, что с дочерью случилась неприятность, понимаешь? Ночью, говорит, просыпаюсь, сердце колотится, и как будто голос Намаши слышу. Намаша – это дочку так зовут. В общем, пошла Чишами к госпоже Стефани. Добрые люди подсказали, где она живет. Приходит Чишами туда, вошла, а гадалка сразу пальцем на живот указала: «Твоя дочь вот тут – не одна!» И все, машет, уходи, мол.

– И что это значит? – Я, признаюсь, пытался быть серьезным, чтобы не обидеть Медею, но все равно губы расползались, как тесто, в гнуснейшую улыбку.

– Как – что?! – с жаром воскликнула моя женушка. – Намаши беременна! Ну, и чувствует себя не очень хорошо, сам понимаешь. Чишами сразу от гадалки на Центральный пункт связи кинулась. Отбила срочную гелиограмму, не поскупилась, двенадцать талеров отвалила. Через два дня ответ пришел – все в точности! Дочь беременна, были боли и токсикоз, а теперь все нормально. Вот тебе и шарлатанка…

В итоге все эти разговоры закончились тем, что я с утра пораньше отправился в раскинувшийся между Большим Клыком и заводскими складами Дымный город – скопище многоэтажных муниципальных домов и маленьких домиков, построенных безо всякого плана. Дымным этот район Фербиса прозвали за огромное количество дымовых труб, торчащих едва ли не из каждого окошка, потому что центрального отопления здесь не было. Старики, нищие, пьяницы, тихие сумасшедшие были основными жителями Дымного города. Среди других горожан район пользовался недоброй славой.

Мне пришлось довольно долго блуждать кривыми улочками меж покосившихся лачуг, ныряя под веревки со стираным тряпьем. Над чешуей низких крыш утесами высились закопченные громады многоэтажников, в которых комнатки «двадцать пять шагов», прозванные так за то, что в них можно было пять раз шагнуть в длину и в ширину, сдавались мэрией за десять талеров в месяц.

Госпожа Стефани жила в убогой полуподвальной каморке. Рядом с ее дверью скрипела на ветру грязноватая вывеска трактира «Медный грош». Судя по лицам людей, входивших и выходивших из трактира, это было то еще заведение.

Отшагав семь стертых ступенек, я толкнул грубо сколоченную дверь и оказался в жилище гадалки. Здесь, в полумраке, освещенная рассеянным тусклым светом из крохотного оконца под низким потолком, царила настоящая «честная бедность», та самая, воспетая еще Робертом Бернсом. Мне подумалось, что, когда у человека нет ничего, кроме самого необходимого – ложа, чтобы спать, стола, чтобы есть, и стула, чтобы сидеть, он совершенно иначе воспринимает действительность.

– Мой господин похож на микробиолога, изучающего простейших, – с нескрываемым сарказмом проскрипела в тишине гадалка, выступая из темного угла. Я с трудом рассмотрел, что госпожа Стефани очень стара, но одета с подчеркнутым достоинством. Определить, какой она крови, не представлялось возможным – это была совершенно седая старуха с большим крючковатым носом и желтым торчащим подбородком. Из-за глубоких морщин я совершенно не видел ее глаз, они попросту пропали на этом изувеченном возрастной эрозией лице.