Гадес, кажется, тоже уловил ее настроение, потому что быстро сменил тему:

– Здесь, в Лондоне, где произошли убийства, могут в ближайшее время собраться многие боги. Будут искать и советоваться.

– Это не опасно?

– Конечно, опасно. Но ты думаешь, среди богов один только Сет упрямый болван?

Софи улыбнулась. И подумала, что с нее богов и так более чем достаточно.

– Не волнуйся, – пожал плечами Гадес, – с ними будет общаться Зевс. Он это любит. Всех организовать, со всеми поговорить, смотреть, кто какие союзы и альянсы начнет заключать. Может, они даже осознают, что кто-то хочет их убить, и займутся поисками наших таинственных врагов.

– Их же трое? Раз Оружие Трех Богов.

– Не обязательно. Может быть больше. А может, и меньше, они просто заставили кого-то помочь. Мы знаем, что они сильны и у них есть псы.

– Может, если сам Нуаду не в состоянии приказывать своим собакам, кто-то воспользовался ими за него?

Гадес покачал головой:

– Так это не работает. Никто не смог бы приказывать Церберу, кроме меня и тебя, звери Сета тоже не будут слушать никого, кроме него. Если Нуаду не может подчинить псов, значит, английские призраки делают, что хотят.

– А другие боги? У многих есть собаки?

– Нет. Еще у Хель и Гекаты.

Гадес внимательно смотрел на Софи, и последнее имя вроде отозвалось оттенком узнавания – но ощущение тут же исчезло. И Софи зацепилась за другую мысль:

– Я могу приказать Церберу?

– Конечно. Ты его королева.

Софи скривилась. Она сама себя ничьей королевой не считала. Только девчонкой, сбежавшей от матери и ввязавшейся в сомнительную авантюру. Да, она не могла не признать, что теперь чувствует себя на своем месте. И ни Зевс, ни Нуаду ее не удивляют, как будто все так и должно быть. Но королева?..

Цербер появился неожиданно: замер перед Софи, как будто следил за ее движениями и чего-то ждал. Мельком глянув на Гадеса, Софи подумала, что сейчас они с псом очень похожи. Но она понятия не имела, чего эти двое от нее ждут.

Софи потянулась к спасительной чашке с чаем, как будто хотела за ней спрятаться. Она не помнит никакого Подземного мира. Не чувствует себя его королевой. Без памяти и в смертном теле у нее даже нет каких-то божественных сил, она обычный человек.

Но внезапно Софи показалось, что в чашке вовсе не чай с лепестками, а тьма, расцвеченная фиолетовыми искрами. И Софи ощущала силу Гадеса, сейчас не сминающую все на своем пути, а мягкую, обволакивающую и как будто подталкивающую.

Поднявшись на ноги, Софи повернулась к Церберу и негромко сказала:

– Сидеть.

И в одном слове сплелись тьма, величие и бездна, полная костей и цветов.

Цербер покорно сел.

– Сеф…

Она обернулась на Гадеса, но он уже стоял рядом, одним плавным движением поднявшись с кресла и оказавшись рядом. От него веяло смертью, и только Софи знала, что она не всегда бывает мрачной.

Руки Гадеса легли на плечи Софи, и она на миг подумала, что у Гадеса с братом точно есть что-то общее – кожу закололо, как будто по ней пустили электричество. Только молнии Гадеса полны тьмы и аромата ночных цветов.

Но даже в этот момент Гадес медлил. Если бы Софи попросила, он бы прекратил. Если бы она не захотела, он бы понял.

Но она хотела. Этой тьмы, этой ночи, его самого.

Аида.

Его руки спустились, обхватили ее за талию, рывком посадили на стол – кажется, Софи краем уха услышала, как чашка со звоном свалилась на пол. Но думала она вовсе не о разлитом чае.

Руки Гадеса оставались на ее талии, он наклонился, и его губы коснулись губ Софи.

Он не был молнией. Мелькнула мысль, что теперь понятно, почему они нашли с Сетом общий язык: Гадес тоже буря. Но та, что таится до поры до времени, пока в один момент не выпускает всю силу, энергию и мрачную мощь.

Буря Гадеса стирала границы, делала их с Софи едиными, заставляла все ее существо откликаться. Она хотела ответить тем же, но ее прикосновения оставались человеческими.

Его прикосновения обещали покой и забвение. Войну и вечное движение. Смерть одной из первых возникла в мире и последней его покинет, только когда погаснут звезды в этой Галактике, а Земля превратится в пыль.

Его прикосновения обещали смерть – и одновременно вечную жизнь.

Он ощущался бархатом и шелком, запахом ночных цветов и шелестом костей, рассыпающихся в прах.

Она не боялась.

И не сразу поняла, почему Гадес отстранился. Софи еще несколько мгновений не могла понять, почему он прекратил, отчего она больше не чувствует его рук или губ. Только когда Гадес отошел в сторону, Софи на нетвердых ногах спустилась на пол. Она слышала, как в дверь оглушительно звонят, и думала, что Зевс вернулся чертовски рано.

На полу валялась разбитая чашка, Софи смотрела на разлитый чай, а потом перевела взгляд на Гадеса. Он стоял, немного ошалелый, улыбающийся уголками губ и сейчас совсем не похожий на грозного бога.

Но когда Гадес перевел взгляд на дверь, его лицо не сразу, но изменилось.

Там действительно стоял Зевс, который то ли действительно не замечал, что пришел не вовремя, то ли убедительно делал вид.

– Я привел к вам гостя. Гадес, она очень хотела поговорить о мертвецах.

Девушка, стоящая рядом, была невысокой и, казалось, очень бледной. Кожаные штаны и простая черная водолазка. Хотя внимание приковывали прежде всего ее волосы: очень длинные – до середины бедра, не меньше – абсолютно белые, часть заплетена в косы с вплетенными колокольчиками и косточками.

– Хель? – выдохнул Гадес с удивлением.

Она улыбнулась: не так, как Зевс, будто постоянно находящийся под прицелом фотокамеры, а очень искренне. Она подошла к Гадесу и обняла его, бесцеремонно чмокнув в щеку. Софи показалось, она уловила запах погребальных костров и крови.

– Здравствуй, Гадес, дорогой.

12

Когда у Аида плохое настроение, его не радует даже вид сумрачно цветущего Подземного мира. Цербер не решается подойти к хозяину и аккуратно тычется одной из трех голов в бок сидящего Сета. Тот рассеянно чешет пса за ушами.

– Не так уж много душ появляется за последнее время, – говорит Аид, и от звуков его голоса по углам комнаты сгущается тьма. – Устроишь какой-нибудь ураган?

Сет вздыхает:

– Когда Сеф долго нет, ты становишься совсем дурным.

– Не тебе меня судить. Хотя мне жена не изменяла.

– Только не надо оскорблять Нефтиду, – сухо замечает Сет, и даже Цербер прижимает уши на одной из голов. Слова царапают, будто колкие