вообще в другом измерении…

Какое-то время спустя я соскребла себя с пола и по новой потащилась в душ. Не могла терпеть то, что чужеродные запахи опрокидывали меня в реальность снова и снова.

Только вышла, как в дверь снова заколотили. Да что же это такое?! Почему он не оставит меня в покое? Что еще мне нужно сделать, чтобы положить этому конец?

– Уходи, Иван. Не вынуждай меня вызывать полицию, – просипела я, чуть приоткрыв дверь, но так и не показав из-за нее носа.

– Он трахал тебя? Тра-а-ахал.

– Тебя моя жизнь не касается. Такие вопросы ты в праве задавать своей женщине. Я… не твоя.

– Не потому что я этого не хочу! Как ты не понимаешь?! Я же… Ради тебя… Я… чтоб он не забрал… Еще кого-то… Не отнял. А ты этому… Дала, да? Дала?!

– Господи, ты опять на ногах не стоишь. Кого отнял? Игоря? Так при чем здесь…

– Игоря, нашего малыша… Все вообще у меня отнял. А теперь и тебя. Хорошо он трахает, а? С ним ты как со мной кончаешь?

Ну точно, у него белая горячка. Вдохнув побольше воздуха, я решительно вышла вперед.

– Ну, какого нашего, Иван Сергеевич? Ты понимаешь, до чего допился? Тебе лет сколько, что ты как пацан для всего дома концерты устраиваешь?

– Да… Неправильно это, – помолчав, тряхнул головой.

– Неправильно.

– А как правильно? Я не знаю. Пробовал без тебя – не получается. И с тобой никак. Я сразу понял, что нельзя… Как только гинеколог твой сказал, что все… выкидыш… так и понял, что это мне наказание…

Я отшатнулась от этих слов. А Покровский, напротив, вперед качнулся. Не удержавшись на ногах, нелепо взмахнул руками и растянулся прямо у меня в коридоре.

Глава 19

Нет, я, конечно, едва мозг себе не сломала, размышляя над его пьяными бреднями, но почему-то все услышанное никак не хотело складываться в общую картину. Какой выкидыш? Какие, блин, наказания? За что?

Смешно. Вывалив все это на меня, Покровский уснул сном праведника, а я, с трудом дотащив его до дивана, маялась… То в постели крутилась, то шагами квартиру мерила, бросая на похрапывающего Ивана беспомощные взгляды. И потихоньку вот к какой мысли склонялась: жизни мне рядом с ним не будет. Не перестанет он в нее возвращаться. А я не перестану ждать, когда он снова придет, тревожа зажившие раны, чтобы в очередной раз объяснить мне свою правду. Так и буду каждый раз в этих словах выискивать нечто ценное. Подтверждение его чувств. Или что угодно еще, способное оправдать собственную слабость и неспособность поставить точку там, где она уже давно напрашивалась.

От усталости пошатывало. Я опять легла. Шестой час уже, а как будто ночь. Рассветет ли? Хоть когда-нибудь…

«Выкидыш», – повторила про себя. Отбросила одеяло. Закинула руку, прикрывая воспаленные бессонницей глаза, да так вдруг и застыла. На обратной стороне век замелькали картинки из прошлого. Одна за другой, одна за другой... Словно кто-то, наконец, соизволил смонтировать давно отснятые документальные кадры.

Во рту пересохло.

Пожар, кровь, гинеколог, боль в животе, воздержание… Вы-ки-дыш.

Наш необузданный животный секс.

И белесые потеки на коже.

Я встала. Закрылась в ванной. Плеснула в горящее лицо холодной воды. Уставилась на себя в зеркало. Я что… Я была беременна? И он решил, будто… А если это и правда так? Ну что, если, правда, наказывают нас за грехи?

И почему мне ничего не сказали в больнице? Это вообще законно?

Может, именно поэтому я изменилась так? Задрав майку, уставилась нездорово поблескивающими глазами на свое отражение. Припухшая грудь. Воспаленные соски…

Умылась еще раз.

Выскочив из ванной, подбежала к дивану.

– Эй! Слышишь? Ну-ка вставай! Ты про какой выкидыш мне тут плел?

Но сколько бы я его ни трясла, Покровский не просыпался. Тогда я как безумная огляделась, схватила первые попавшиеся вещи и выбежала из квартиры. Пофиг было, что этот козел будет делать, когда проснется. Мне надо было выяснить. Прямо сейчас.

Еще не рассвело, когда я подъехала к больнице. Проблема в том, что прием велся в женской консультации, но меня осматривал специалист, приглашенный из отделения. Попасть к нему просто так было непросто. Но, видно, в тот момент небо надо мной сжалилось. Потому как я вдруг увидела ту самую женщину, что мне была нужна!

– Простите, – закричала я, выскочив из машины. – Простите…

– Да? – удивилась она.

– Я Маша. Мария Покровская. Вы меня осматривали, может, помните? После пожара, – затараторила я, внимательно вглядываясь в лицо докторицы. И потому замечая, как она насторожилась.

– Конечно. Вы что-то хотели?

Я кивнула, судорожно соображая, как повести диалог. У меня же не было никаких доказательств, которые я могла предъявить, чтобы обвинить ее в сокрытии фактов! Значит, нужно было импровизировать. Не наезжать в лоб, не сыпать обвинениями, потому как, ясно, она примется все отрицать, а импровизировать.

– Д-да. Понимаете… После выкидыша… Я очень беспокоюсь о том, все ли со мной в порядке. Смогу ли я снова забеременеть? А выносить ребенка? Прямо спать не могу.

– Значит, муж все же решил вам рассказать? – задумчиво протянула женщина.

– Да-да, – часто закивала я, не замечая слез, катящихся по лицу. – М-муж. Все рассказал.

– Вы простите. Так, конечно, нельзя. Но это была его просьба. Он очень переживал о вашем здоровье. И потому мы решили, что будет лучше не зацикливаться на этом.

Как красиво она завуалировала! Не зацикливаться – то есть не знать.

– Он такой. Очень тревожный, – всхлипнула я.

– Ну, милочка. В мужчине это не самое худшее качество. За такого мужа, как у вас, держаться надо. Таких сейчас нет. А что касается здоровья, то все у вас хорошо. Вы молоды. Матка цветущая… Еще не одного ребеночка родите. Даже не сомневайтесь.

Машинально кивнула. Но не сказать, что хоть что-нибудь поняла. Точней, я, конечно, понимала, что прямо сейчас узнала. Неясным оставалось, что с этим самым пониманием теперь делать.

– С-спасибо.

– Ну, я пойду? У меня смена вот-вот начнется.

– Конечно. Спасибо…

Вот только за что? За то, что от меня скрыли правду? С другой стороны, а была ли я к ней готова? В тот момент мне и без новостей о выкидыше хватало стресса. Или…

Я повернулась к машине. Накрыла рукой живот. Прикинула срок.