Затем отстраняется, поправляя одежду. Я тоже натягиваю трусики и джинсы.

— Здесь есть камера. Готова стать звездой интернета?

Я разворачиваюсь и только теперь замечаю систему видеонаблюдения. Чувствую, как кровь отливает от лица.

— Что-то ты побледнела? Пора мне. Надо обдумать время показа и широту аудитории.

Рука сама залепляет ему пощечину, а с губ срывается:

— Ненавижу!

Он не пытается увернуться, лишь голова дергается от удара.

— Зря ты так. В твоих интересах стать более покладистой.

Он испаряется. А я остаюсь сидеть на полу и пялюсь в ненавистную камеру.

Платон

Я позвонил Гордееву в тот же вечер, когда целовался с Леной у ресторана. Он не брал трубку.

Попробовал его найти на следующий день, но безуспешно. Дал задание службе безопасности. Оказалось, приятель отправился на отдых. На Ямайку. Нет, место он выбрал для этого времени года классное. Но… Что ж так далеко?

Мне не спалось, не елось, не терпелось. Я собрался следом.

Найти Кира было сущим пустяком. Он сидел на террасе перед отелем и жрал ром. Для чего было лететь на край света, непонятно. В Москве выпивка закончилась?

Я застал его с утра, когда он был еще трезвым. Относительно.

Моему появлению Гордеев не удивился.

— Припёрся? — да, приветствие интригует, — Налить?

Он кивнул на бутылку, стоявшую на столе.

— Нет. Я поговорить, — отказываюсь от угощения.

— Еще один дурак, — делает он вывод, — Ты чё припылил, Платон?

С этими словами он опрокинул в себя стопку рома. И даже для вида не пожевал кусок какого-то загадочного фрукта с тарелки.

С таким началом разговора стоит поторопиться.

— Лена была у тебя в больнице, — это я не спрашивал, а утверждал, — Зачем?

Он не сразу отвечает.

— Я ее трахал. Девочке хотелось разнообразия. Почему нет?

В жаре и духоте от его слов у меня мерзнут руки. И душа. Не может быть такого. Впиваюсь взглядом в его лицо, пытаясь понять, лжет он мне или говорит правду.

— Что смотришь? Не веришь? Она ж святая. Не могла. Ты сам всегда говорил, все женщины — бляди. А теперь что? Ты встретил одну-единственную, которая отличается от всех прочих? Правда, что ли? — его слова становятся всё язвительней и режут без ножа, — Я тоже, бро, встретил. Думал, на всю жизнь. А она за другого замуж выскочила. И эта такая же Только извини, видеороликов я не снимал. Доказать мне тебе нечем. Но мне понравилось. И ей тоже. Знаешь, как кончает сладко? Хотя… Ты знаешь. Она же с моего хуя слезла. И на твой побежала. Сравнивала, наверно.

Всё это неправда. Я отказываюсь верить Киру. Он это понимает по выражению моего лица и продолжает меня добивать.

— Бля, бро. Ты мне не веришь. Даже не знаю, чем тебе помочь. Хотя… — он издевательски тянет последнее слово, — У Ленки на лобке три родинки, они в виде треугольника расположены. Справа. Такая доказуха пойдет?

На этих словах мой кулак врезается ему в рот, брызжет кровь. Дальше я уже плохо помню. Нас растащили. Меня отправили в полицейский участок, откуда меня быстро вызволили начальник службы безопасности, который полетел со мной, и местный адвокат.

Но это уже было неважно. Она была с ним. Потому что эти три родинки на самом деле есть у Еленки. Именно там, где Гордеев сказал.

Я вернулся домой.

Меня душила дикая злоба. Ей понравился секс. Я ей его устрою. Много и разного. Дрянь гулящая. Пока не распечатаешь, такая примерная. До тошноты. Зато теперь… Чего ей во мне не хватало?

Давлатов расслабился. Ленка тоже перестала прятаться. Собралась на какой-то бой и ворковала перед началом с накаченным типом. Я наблюдал за ней. План созрел у меня давно. Хочет много ебаться и не со мной? Не вопрос. Какой-нибудь зачуханный бордель на краю света ей вполне подойдет. Договорился с нужными людьми, подкупил охрану, нанятую Давлатовым. Парни слились. Мне нужно было лишь забрать шлюху и передать ее поставщикам живого товара.

Разумеется, люди Сергея Владимировича её найдут. Но до того… Надеюсь, ей понравится.

И не смог.

Тупо залип на видневшихся холмиках груди. Ни о чем уже не помнил, кроме как о желании оказаться внутри этой сучки. Не было ни брезгливости, ни желания отомстить. Только чистый кайф, когда оказался в ней. Ее стоны и всхлипы были для меня музыкой. И остановиться я не смог, пока не кончил в нее. Про защиту не вспомнил. Что буду делать, если залетит, не представляю.

Забрать с собой и передать тем, с кем договаривался, тоже не осмелился.

Единственное, что сделал — это сморозил какую-то глупость про видеосъемку. Хотя понятия не имел, работает ли камера или нет.

Она оскорбилась. Да так натурально, что опять почти поверил. И это её "ненавижу" в ушах звучало, пока уходил от нее.

Самое хуёвое — это то, что все, что мне было надо — это продолжить. Что такое один раз, когда меня сжирает необъяснимая жажда обладания этой женщиной? Раз за разом я наполнял бы ее моим семенем, пока бы мне не надоело. Ведь наскучило бы, рано или поздно. Все заканчивается.

Лену оставил там. Одну.

Мне надо успокоиться. Забыть ее. Пусть живет, как хочет. Если я поступлю, так как задумал изначально, мало никому не покажется. Прежде всего мне самому. Чтобы так поступить, нужно, чтобы мне стало плевать на нее. А какое тут равнодушие, если вижу ее и меня ведет словно сопливого щенка? Что со мной будет, если я буду представлять всех тех, кто к ней прикасается? Меня ждет сумасшедший дом, не иначе.

Да и родители этого не заслужили. У отца и Давлатова только нормализовались отношения. А такое Давлатов никому не простит. Не успокоится, пока не умоется моей кровью.

Поэтому надо взять перерыв.

И я взял. Только он вышел дурацкий. Как у Кира.

Я заметил дом с дороги в одном из поселков. Он был еще недостроен. Не знаю, как объяснить. В нем каждая линия дышала дикостью и свободой. Как и эта проклятая девчонка. Кошка, которая гуляет сама по себе.

Я его купил. Засел в его подвале. И пил. Игнорировал звонки. Тем, кто приходил, не открывал. Пил до одури. Никогда такого со мной не было.

И в пьяном угаре мне снились сны. Что это наш с Еленкой дом. Что по нему бегают наши дети. Что нет между нами всей этой грязи.

Еленка

Небеса не рушатся на землю. Ничего не происходит. Сколько я так сижу,