от него, участвовал в оргиях, придавался диким скачкам сразу с несколькими, но с Элиссой было иначе. Так, как, наверное, могло бы быть только в раю. Так, как бывает только с одной единственной и навсегда. Это тогда, когда любовь и страсть, дикое желание с самыми дерзкими, смелыми мыслями и возвышенное преклонение сливаются в один поток и растекаются жизнью по венам. Он хотел делить с этой юной, но такой целостной и мудрой женщиной весь свой мир. А главное- он не был согласен с ней на меньшее. Просто потому, что Элисса не была приложением к нему. Она была его всем. Это чувство одухотворяло и пугало одновременно. «Агилосова пята»- усмехался про себя, делая отслыку к известному мифологическому сюжету. Никогда еще он не был так уязвим. Даже в детстве, даже в ночной темноте одиночества их крохотной квартиры в Алжире, жмурясь и вздрагивая от любого шороха и молясь на ненавистном французском языке о скором приходе опять растворившейся в черноте ночи матери. Он не любил французский именно за это. В его жизни этот язык упорно ассоциировался со слабостью и ничтожностью детства. Он обрел себя, только став Кабилом. Да, именно став. Придя сюда осиротевшим бастардом. Он доказал, что свой. Он полюбил. Он смог. И Она смогла. Такая же чужачка, как и он когда-то. Пусть и коронованная, пусть и благороднее, чем он, но с такими же испуганными глазами, смотрящими на новый высокогорный мир с примесью восхищения, страха и голода познания.

Проводит корнем по ее оголенной спине, чувствует, как глаза наливаются кровью от ощущения своей власти над Ней. Ее покорности. Ее открытости и доверия ему. Опускается все ниже и ниже, чтобы остановиться на пояснице. Элисса непроизвольно сжимается, слегка подрагивая. Боится, маленькая. Трепещет. Но терпеливо ждет его действий.

Ее томление такое мучительно влекущее.

Агилас наклоняется к ее уху и прикусывает мочку, блаженно щурясь.

- Твоя податливость такая сладкая, девочка…

Следует языком вдоль позвоночника, слизывая острый вкус имбиря с ее нежной кожи. Снова волна дрожи- потому что его язык освежает слегка подсохший сок пряности, заставляя его снова заиграть огнем на ее коже.

Агилас властно сжимает ее ягодицы, тут же покрывая их своими жадными поцелуями. Его пятерня красным пятном светится на одной из ягодиц- и это посылает в пах острые спазмы похоти. Его дико заводит видеть следы своего обладания на ее идеальном теле. Как животного. Как самца, получившего свою самку. Сильнее заводит только оставлять следы на ее душе и сердце. Быть там, быть их неотъемлемой частью. Презирает себя за эту мужскую слабость. Да- это слабость. Мужская слабость- видеть зависимость женщины в тебе как в мужчине.

Облизывает свой палец и трогает ее между ягодиц, заставляя испуганно сжаться, но тут же расслабиться, уступая жажде быть готовой для него на всё.

- Имбирь- прекрасное средство для укрощения строптивиц, Эли. А ты та еще строптивица… Общение с Сами, выходка с лошадью, холодность в отношении своего господина в последнее время… Я бы хотел посмотреть на то, как ты будешь умолять меня и заверять, что будешь хорошей девочкой… Но… если я использую этот корень по назначению, ты сместишь всё свое внимание на него, а сегодня…- расставляет своими руками ее ноги еще шире,- все твое внимание должно быть приковано к моему члену. Я заставлю тебя умолять меня по-другому…

Она вздыхает, инстинктивно подаваясь ему на встречу. Дикая кошка, ловящая его эмоции на уровне фибров. Она была не менее возбуждена, чем он. Пошлые слова, даже грубые, сексистские, провокационно бросаемые ей сейчас в постели, заводили ее до предела. Как же мужчину заводит искренняя женская отзывчивость. Вот в чем кроется настоящая сексуальность. Вот что повышает самооценку партнера. Можно бесконечно много следить за собой для него, заниматься спортом и облачать себя в самое сексуальное на свете белье, но один искренне сорвавшийся с губ в унисон мужскому стону намного ценнее и дороже.

Агилас рычит и опускается вниз.

-Хочу вылизать тебя,- шепчет на кабильском, смыкая зубы на ее и так горящий от возбуждения клиторе, с каждым разом, с каждым новым взмахом языка действуя все активнее и глубже, трахая ее языком.

-Еще…- шепчет она, извиваясь под ним, прогибаясь еще сильнее, еще откровеннее выставляя себя перед ним,- скажи еще… Готова слушать твои пошлости на кабильском бесконечно… От этого голоса… От одного только твоего голоса хочу кончить…

Он рычит. Ведьма. Какая же все-таки ведьма. Как умеет схватить его за яйца. Довести до дикого состояния, до дрожи в ногах, до нестерпимой рези в паху, до желания разорвать, достать до самого сердца.

Умелые действия заставляют её кричать все громче и громче, пока, наконец, сознание не лопается на тысячи осколков. Она в их отражении. Летит в бесконечность, летит в бездну, туда, где начало сливается с концом. Это удовольствие сладкое, но это не финал. Она знает, что он не дает ей финишировать, держит на пределе возможностей…

-Прикажи мне…- снова шепчет ему…- прикажи, чтобы я кончила… Умоляю…

-Нет,- вырывается из его груди.

Резко разворачивает ее к себе, сажает на себя, сам присаживаясь. Глаза в глаза. Грудь к груди. Одно дыхание и сердцебиение на двоих. Одна жизнь. Одна судьба?

Приподнимает Элиссу за талию и насаживает на себя с громким шипением.

- В тебе так тесно, моя девочка,- шепчет он,- сочная, тугая, совершенная…

Гримаса дикого удовольствия снова заостряет черты его лицоа. Эли трогает эти геометричные скулы, проводит по напряженному лбу. Как красиво его умеет рисовать страсть. Лучшее исполнение портрета этого идеального лица.

-Готова не бояться?- шепчет ей, замедляясь, теперь двигаясь плавно и медленно, растягивая, томя,- готова довериться мне Эли? Доверится без остатка…

-С тобой- ничего не боюсь… Я вся твоя, Кабил. Шагнешь