перерывами. Недавно ручей можно было перебрести по камням, не замочив штанов, а теперь по нему катился мутный поток. Плетеная изгородь не устояла, ночью ее сорвало и унесло вместе с вершами, прибывающей водой.

Дялтула.

Резиновый спасательный плот стоял наготове, рюкзаки упакованы, спички тщательно замотаны в пленку: одна коробка в рюкзаке, другая на груди. Едва проглянуло меж туч голубое небо, полезли по мокрому склону к реке. Виктор тренировался прыгать по берегу на костылях, но на мокром крупном галечнике палки вели себя непредсказуемо, скользили, он падал, стараясь не зацепить больную ногу. Ушибался, но не стонал, не плакал, как это случалось первые дни. Вот и теперь он завалился на правый бок у кромки воды.

Цукан помог ему подняться.

– Так мы не пройдем по тайге.

Виктор подумал, что сейчас он скажет, оставайся здесь, Витька и уплывет один. Уцепил за рукав куртки: «Не бросай меня. Я буду стараться…»

Поймал умоляющий взгляд на бледном бескровном лице. «Эх, Витька! Горе ты хреново. Завтра поплывем. Мысль возникла дельная».

Цукан полдня возился, мастерил съемный протез. Пришил ремни от пассажирских кресел. Много раз примерял, регулировал застежки.

– На культю его крепить нельзя, а вот под коленный сустав – это вполне.

Витька попрыгал, попрыгал по салону и как-то сразу повеселел, не уставая нахваливать Федорыча.

– Да я теперь, знаешь, как попру!

С утра пораньше Цукан привязал к плотику рюкзаки, привязал длинный фал с множеством узлов, чтобы веревка в руках не скользила. Окинул взглядом склон сопки с останками самолета, шалаш, кострище, тяжко вздохнул, выговорил привычно: «Всё будет абгемахт, Витька! Ты только крепче держись за плот, если ударит об камни. Валунов тут хватает».

Поначалу Цукан пытался править шестом, стараясь вытолкнуть плот на середину, и вскоре понял, пустое занятие. Плот крутило, словно волчок, а когда наскакивали на валуны, невидимые в мутной воде, то плотик кренился, вода захлестывала их самих и поклажу. Вскоре вымокли полностью. Пытаясь обойти огромный валун, Цукан сломал шест и оказался в воде. Воды немного, чуть выше колена. За веревку подтянул плот к себе, выбрел на берег. Виктор лежал на пузе, подогнув под себя ноги.

– Чуть не перевернулись, – выговорил он, подрагивая синими губами.

– Камней много. Терпи. Скоро будем греться.

Очередной камень вздыбил плотик, оба оказались в воде. Цукан с километр бежал по отмели, волоча за собой плотик.

– Тут мелко. Карабкайся к берегу! – кричит истошно Виктору, а он словно не слышит, суматошно молотит на стремнине руками, поток тащит его по камням вниз. Настиг барахтающегося у берега парня, вздернул вверх за воротник, помогая подняться.

– Я ж тебе объяснял! Ты сразу на здоровую ногу опирайся?

– Испугался. Думал тут глубоко.

– Да уж, конь яйца не замочит. А ты – глубоко. Будем кострить и сушиться.

Сидели молча у костра, хлебали горячее варево из копченой рыбы с грибами. Цукан никогда не предполагал, что еда без соли становится со временем настолько противной, что организм горючими слезами заливается, а сделать ничего нельзя. Он поднялся на одну из возвышенностей. Петлистый ручей убегал на юго-восток и там вдалеке не проглядывало ничего, что могло хоть как-то напоминать о присутствии человека.

Вода шла на убыль. Плот постоянно застревал в камнях и Цукан, словно бурлак, тащил его по отмелям на веревке. Поваленные деревья перегораживали ручей, и ему снова и снова приходилось тащить плот и рюкзаки берегом. Витька прыгал на протезе, опираясь на посошок, пытался не отставать, но быстро выдыхался, смотрел, молча с испугом в удаляющуюся спину Цукана, который в свои пятьдесят шесть пер сквозь заросли кустарника с грузом на спине, как молодой лось. Остановился передохнуть и тут же вокруг головы облаком крупные мухи – слепни. Вскоре лицо распухло от многочисленных укусов, протез натер ногу до крови.

На перекате камни продрали днище, плот мгновенно затонул вместе с рюкзаками.. Идти с грузом стало вдвойне тяжелей. Дорогу перегородила небольшая речушка. Здесь у слияния двух мелких рек или, точнее, ручьев, на длинном продолговатом уступе, стояло ветхое зимовье. По всем признакам его не посещали давно, мелкие грызуны поточили в прах припасы, которые обычно оставляют охотники. Цукан без устали шарил в полутьме возле печки, на полу, смахивая застарелую паутину. Меховая подстилка на лежаке рассыпалась в пыль, выбросил ее через дверь, которая кособочилась на ременных петлях. Нашел два стеариновых огарка. Очаг примитивный из камня по-черному, дым уходит через отверстие в потолке. Оглядывая потолок, заметил на сосновой балке тряпичный мешочек, внутри окаменелый голыш.

– Витька, я соль нашел!

Парень, придремавший от усталости прямо на берегу, вскинул голову, приподнялся и на четвереньках пополз к домику. «Федорыч, дай лизнуть». Ему казалось, что ничего вкуснее не пробовал, чем эта кроха соли, которую отгрыз зубами.

Ранним утром, Цукан настроил, установил удобный легкий вентерь, сделанный из ткани от чехлов и капроновой лески. Растолкал Виктора, дал необходимые наставления.

– Приберись тут в зимовейке. Потом на склоне полазай, брусника там прошлогодняя. Соберешь, сколько сможешь. Если задержусь, вари рыбу сушеную. А с солью не балуй.

Он кинул в рюкзак немного копченой рыбы, сунул за пояс топорик, и двинулся по левому низменному берегу к сопкам, темневшим на горизонте. Ему думалось, что там он найдет людей. Шел ходко, временами останавливался передохнуть. Оглядывал местность, пытаясь отыскать старые следы или просеку. Ничего. Хребет, казавшийся километрах в десяти, обманчиво медленно приближался. Попал в мшистую топкую низменность с чахлыми карликовыми березками и лиственницами. Пришлось возвращаться назад, а это вдвойне тяжело, как и все в этой жизни, когда нет правильного пути.

Пробираться к горному массиву напрямик сквозь заросли кустарника, мелколесье и поваленные деревья, оказалось невозможно. Вернулся к речушке, двинулся вдоль береговой кромки. Река тысячи лет пробивала свое русло в каменистых породах, выбирая менее твердые и податливые грунты, прочертила причудливые длинные петли, устремляясь то на восток, то на запад, а потом снова на юго-восток. Шагал утомительно долго в облаке кровососущих, а горный массив не приближался, стоял вдалеке словно мираж.

Поднялся на покатую вершину. С верхней точки горного водораздела осмотрел окрестности. Ни старых просек, ни следов вездеходов, только девственная тайга, прорезаемая нитками рек и ручьев, простиралась на многие километры. Впервые за много месяцев чувство тоски, страха подступило, вымораживая спасительную браваду. Он теперь осознал, что по этим дебрям без снаряжения, с инвалидом, не пройти. А если дождаться ледостава и двигаться на самодельных санях по реке? Это шанс… Но опять же тогда идти в одного. Витька хороший парень, но городской, да еще без ноги. Чуть