всё такое видел, наполнился Светом, по всем признакам поразившем тех, кто там присутствовал, и, как описано, вознёсся именно на Небеса. То есть, насколько там описано, именно на те самые, Божественные Небеса, вот так, сходу утверждать не этим, тем кто всё это там видел, но, если же поверить всё тому же тексту Евангелие, оторвался от земли и улетел, утрачивая ту, ощупанную пальцами, материальность с дырками, чисто телесную, и явно, на глазах смотрящих на такое, превратившись в нечто, воображение смотревших поразившее гораздо больше, чем тот труп с оставшимися дырами, но, тут сомнений нет, гораздо более прекрасное и бестелесное. Что лишний раз, кстати, заставляет убедиться, что на такие встречи с тем, кто всё увидел, приходил всё-таки именно образ, созданный непосредственно как следствие внушения, а не какое-никакое тело в чистом виде, то есть, именно призрак, к этому времени фактически утративший то, что и являлось оболочкой плоти. Тут снова, правда, есть особенности, о которых стоит и подумать толком. Одна из которых в том состоит, что было бы неплохо снова уточнить, так что заставило и на вторую встречу снова мертвецом явиться, когда имелась та, так поражающе демонстративно проявившаяся, яркая, сражающая наповал возможность на глазах у сомневающихся этим свалившим наповал Светом полниться и улететь? Чтобы уверенностью полнились, что тут Иисус не просто так, в теле вот таком, с дырками, воскрес, но и теперь почти как тот единый Бог, по сути, тоже не иначе как сын божий, там, на Небесах, сидит напротив самого Творца? О чём Иисус, кстати, тем, с кем ещё на той первой встрече виделся, сказал, в том своём воскресении состоявшемся, как надо понимать, к этому моменту и во всём словами убеждая. Вот только, почему исключительно словами убеждал, не показав-продемонстрировав такого же? Вон, Моисею, только замечаемых знаков видимого Света, из головы открыто исходивших, больше чем хватало, чтобы всех, кто вот такое видел, поражать, по сути, сразу и до глубины души. Вот только Моисей Двурогий, не претендовал на то, что, видевшие вот такое чудо, как результат, начнут реально богом меж собой именовать, ну, или сыном бога. Ну, в общем, всё, и снова, сводится к тому, что вот такое, судя по всему, необходимо было учинять, вот только если там, при встречах, а присутствовало, вне всяких сомнений, чётко проступающее пожелание, не оставляя никаких сомнений, убедить тех, с кем заявится общаться, в том, что тот, кого увидели-потрогали, для всех, кто видел-трогал, в русле утверждений новой веры, теперь, вне всякого сомнения, именно что бог, или сын божий, не иначе, и что молиться требуется именно на изображение трупа с дырами — такими жертвенными ранами, распятого на том самом кресте. Что только лишний раз открыто убеждает, что и навязывание распятия как вот такого странного изображения того, что, там, в том храме и во время ритуала выставили, и на что, как и положено при принесении такой вот жертвы, прежде чем расчленить-съесть, кости при богослужении сжигая, там как на нечто, близкое к божественному, там демонстративно помолились. (как-никак, а всё к тому, что там Иисус был представлен тем евреям соблазнителями как столь желанная для ритуала жертва, именно потому, что к тому времени распространилось убеждение, что здесь вроде этот самый, уж не больше и не меньше, как сын божий. И вот такой и более всего годится для такого вот главенствующего жертвоприношения. Не даром на Иисуса перед тем распятием и жертвоприношением лично монарх иудейский посмотреть захотел. Если не принимать в расчёт, что тут за действие такое затевалось, то даже попросту понять, с чего потянуло смотреть, как и найти объяснение для самого возникновения желания смотреть на распинаемого лично и, самое главное, логично оправдать исполнение такого вот желания, а ведь для того требовалось заключённого в другой город повезти, по сути, всему этому, если не брать в расчёт такой кошмар, что затевался, то и причинности попросту не сыщется!)

Что из развития сюжета — повнимательней рассмотреть разницу, когда улетающий на Небеса на глазах у тех, кто должен в этом убедиться, наполняется Светом, а то, что эти вызывают, за гробом собираясь, на следующий день демонстрирует собравшимся сход-появление-явление не Света, а как раз пламени, пусть поначалу и не обжигающего. Тут кое-что действительно можно подметить — например, то описание Бога, о котором Иисус ученикам повествовал при первой встрече, что вот, всё верно и всё правильно, Бог всемогущ и там Сияет, и что вот теперь Иисус, воскресший, это знает хорошо, так как и сам теперь сидит напротив Бога. А ведь об этом тем ученикам, на кресте казнённый и воскресший, вроде бы, и наповал сражающий сознание всех видящих, Христос говорит всё ещё до того, тогда, когда там Светом не наполнился перед, случившемся на второй встрече, вознесением, и, заявился на ту встречу образом дырявого, не только в виде видимости, даже и на ощупь мертвеца. Общаясь с теми, с кем там говорил, уже сомнений в этом нет, Христос убедить хотел, тех, кто Иисуса, как своего, когда-то спутника, открыто возглавлявшего брожение туда-сюда, не только лично-близко знал, но что-то знал о дырках там, на образе казнённого, что это именно Иисус, о чём говорит всё, вплоть до того, что, в виде используемого тела тот казнённый труп с дырками избрал, но, раз сам и такой, и к тем озабоченным пришёл, и с явно заинтересованными говорит — общается, значит и доли сомнений в этом нет, точно воскрес и есть интерес общаться с теми, кто, при таких-то обстоятельствах, а уж поболее иных проявит интерес к визиту столь неоднозначно выглядящего, и скорее годного пугать, чем там к себе манить, довольно удивительного гостя. (А, кстати, если образ ран тех рассмотреть повнимательней, ведь из тех спутников, к кресту, если судить по описанию, только один пришёл! Откуда же и остальные, к месту казни не ходившие, вот все такие тонкости, вроде той дырки от копья в боку, могли узнать, если только в том, что там, ночью, в храме вытворяли, вместе с другими-прочими из тех, кто там и в том участвовал, принимая так же в том участие, не замарались?) Так, видя, и желая сунуть пальцы в дыры-раны, убеждаясь в том, что перед взорами это именно тот, а не какой-то там иной, пока ходили вместе, именно учитель, погибший, раз всё тело в тех смертельных дырах, на кресте, и, раз, несмотря на эти дыры в теле, теле трупа, (именно трупа, так как, пусть