Мы уже задыхались от усталости, когда противник не выдержал и обратился в бегство. Оставшиеся аборигены мигом исчезли в своем лесу, когда шлюпка в очередной раз начала пикировать на них.

Путь был свободен. Однако мы постарались не снижать скорость и с оружием наготове побежали дальше. И очень скоро очутились на берегу реки. Здесь нас ожидало самое изумительное зрелище во всем разведанном космосе — «Марафон».

И тут Саг Фарн едва не напугал нас до смерти, когда мы с радостными криками устремились к шлюзу. Он опередил всех, вытянул обрубок щупальца и сказал:

— Лучше пока не входить.

— Почему? — резко спросил Эл. Его сияющие глаза обратились на обрубок щупальца, и он спросил: — Что с тобой случилось?

— Мне пришлось сбросить большую часть конечности, — небрежно ответил Саг Фарн, словно речь шла о смене шляпы. — Из-за того порошка. Это миллионы микроскопических насекомых. Они поедают все, к чему прикасаются. А теперь взгляните на себя.

Клянусь. богом, он не ошибся! Прямо у меня на глазах материал, из которого был сделан скафандр, покрывался пятнами. Рано или поздно пятна превратятся в дыры — и тогда микронасекомые займутся мной!

Никогда в жизни мне не было так страшно. Следующие полчаса мы провели, обливаясь потом, пришлось переключить пистолеты на самую малую мощность, чтобы сжечь весь порошок на скафандрах. Молодой Уилсон, никогда не упускавший возможности унизить своего ближнего, схватил фотоаппарат и заснял наши развлечения. Не сомневаюсь, что придет время, когда мир увидит эти отвратительные кадры, и вы будете радоваться, что вас ужасы системы Ригеля не касаются. Уилсон также сфотографировал лес, реку и пару перевернутых лодок аборигенов — тут мне и представился случай изучить двустворчатые лопасти. Наконец мы радостно ввалились в корабль.

Как только шлюпка была поставлена в док, «Марафон» стартовал. Признаюсь, я почувствовал себя на миллион долларов, когда в наши иллюминаторы полился славный желтый свет нашего солнца; призрачная зелень больше не превращала наши лица в физиономии ходячих мертвецов.

А пока мы с Бреннандом стояли рядом и смотрели, как стремительно удаляется от нас жуткий зеленый мир.

К нам подошел Эл и сообщил:

— Сержант, мы летим прямиком домой.

— Почему? — Бреннанд указал в сторону быстро уменьшающегося шара. — Мы улетаем с пустыми руками.

— Мак-Нолти считает, что мы узнали вполне достаточно. — Эл немного помолчал, дожидаясь, пока смолкнут вспомогательные двигатели. — Шкипер заявил, что мы — исследовательская экспедиция, а не передвижная бойня. С него хватит, он подумывает об уходе в отставку.

— Он нам лапшу на уши вешает! — заявил Бреннанд без малейшего почтения к нашему капитану.

— Кстати, а что нам удалось узнать? — поинтересовался я.

— Ну, нам известно, что на планете превалируют симбиозы, — ответил Эл. — Человек живет с деревом как единый организм. Для этого и служит та странная штука на груди у туземца.

— Наркотики за кровь, — с отвращением пробормотал Бреннанд.

— Но, — продолжал Эл, — есть существа высшие по сравнению с Ка и со всеми остальными, они способны покидать свои деревья и путешествовать днем и ночью. Они умеют доить деревья и носить в чашах эту животворную жидкость, питаясь ею по мере надобности. Он сумели занять главенствующее положение в отношениях со своими партнерами, и они — единственные на всей планете — свободны.

— Однако даже самые сильные пали! — сказал я.

— Вовсе нет, — возразил Эл. — Мы сумели вырваться из их власти — но не покорили их. Мы вернулись с потерями и до сих пор не нашли способа вылечить Джепсона.

Он повернулся, чтобы уйти, но тут мне в голову пришла новая мысль.

— Послушай, а что произошло после нападения на корабль? И как вам удалось нас найти?

— Мы проигрывали бой. Лучшим проявлением отваги было отступление. Поэтому мы улетели прежде, чем враги успели захватить корабль. После этого найти вас не составило труда. — Я мог бы поклясться, что в его неизменно светящихся глазах промелькнули веселые искорки, — С вами остался Саг Фарн. А на корабле находился Кли Янг и остальные марсиане. — Он выразительно покачал головой, — А у марсиан много гамиша.

— Они же общаются между собой телепатически! — воскликнул Бреннанд, хлопнув себя по коленям. — Я совсем забыл. А Саг Фарн и слова не проронил. Этот косоглазый паук все время дрых.

— Тем не менее, — заметил Эл, — он поддерживал постоянную связь со своими сопланетниками.

Мы сошли с мостика и свернули в коридор. Затем раздался предупреждающий вой сирены, и мы с Бреннандом были вынуждены стоять, обнявшись как братья, пока корабль переходил в режим Флетгнера. Зеленый мир превратился в точку с быстротой, которая не уставала меня поражать. Мы с Бреннандом переглянулись, наши внутренности постепенно возвращались на прежние места. Наконец Бреннанд хитро ухмыльнулся, подошел к насосам правого отсека, нажал на кнопку и подождал, когда давление поднимется с трех футов до пятнадцати.

— Там марсиане, — напомнил я. — И им это не понравится.

— А я и не хочу, чтобы им понравилось. Я отучу этих резиновых клоунов скрывать от нас важную информацию!

— Боюсь, Мак-Нолти это тоже не понравится!

— А кого интересует, что нравится Мак-Нолти, а что нет! — рявкнул Бреннанд.

И тут из-за угла вышел Мак-Нолти, с большим достоинством перемещая свое солидное брюшко.

Бреннанд тут же повысил голос:

— Тебе должно быть стыдно! Разве можно так говорить? О нем нужно отзываться с уважением и всегда называть шкипером.

Вот что я вам скажу: если вы когда-нибудь станете членом экипажа космолета, не слишком беспокойтесь о корабле — остерегайтесь лучше своих так называемых «товарищей».

Я рассчитывал на двенадцать месяцев заслуженного отдыха среди знакомых пейзажей Земли, но все пошло наперекосяк. Один парень из обсерватории, бесчеловечный любитель совать нос куда не просят, сумел внушить сильным мира сего, что в окрестностях Кассиопеи может существовать жизнь. И множество телеграмм полетело к усталым простофилям с приказом вновь кропить алтарь науки кровью их сердец.

Моя телеграмма пришла в три часа теплого ясного дня, когда я раскачивался в уютном кресле-качалке на веранде. Должен заметить, это весьма неподходящее время и место, чтобы с восторгом отнестись к предложению отдать родине свои руки или ноги. Мне ужасно хотелось сообщить об этом почтальону — но его вины тут не было. Поэтому я всего лишь растерзал телеграмму на мелкие клочки и развеял их по воздуху.

— Черта с два! — пообещал я сильным мира сего, продолжая раскачиваться с закрытыми глазами.

На следующий день я собрал вещички и отправился на восток, заглотив наживку исключительно потому, что у меня не хватило мужества отказаться. У меня никогда не хватало сил быть трусом.