пару десятков километров до посёлка из тайги к обочине несколько раз выходили поодиночке рослые люди в камуфляже и закатанных с лица ко лбу балаклавах, с автоматами на плече. Приветствовали раскрытием ладони в ответ на меняющиеся сигналы фарами. По тому, как один из патрулирующих оглянулся, можно понять, что были стражи в тайге не поодиночке. Хорошенькое поселеньице, наш посёлок! Километрах в трёх, не доезжая до него, на подходящем ровном участочке расположилась вертолётная площадка с четырьмя разноокрашенными частными вертолётами Ми-2, ещё с полдюжины мест были свободны.

С дороги посёлок за лесом видно не было. Мы в очередной раз повернули, и синее небо закрылось, во всё лобовое стекло, тёмно-синим ельником, покрывшим могучий горный хребет. В отдалении белела ещё более высокая гора с совсем голой вершиной, вероятно, из кварца, «Сахарная гора», вспомнил я.

Перед въездом в не очень большой всё ещё, как я понял, посёлок, чьи разноцветные крыши проглядывали за остро коническими вершинами пирамидальных тополей, мы дважды приостанавливались у автоматических шлагбаумов. Сразу после въезда наш «Мерседес» остался в одиночестве. Машина на скорости скатилась с главной дороги и повернула к двум отдельно стоящим коттеджам, прикрытым оголившимися кронами куртины тридцатилетних лип с уже убранной из-под них опавшей листвой и вновь подстриженным газоном. Мне было около трёх лет, когда отец, мама и старший брат Ваня сажали их, я помогал им с детской лопаткой, а на зиму мы вернулись в квартиру в Городе, я это помню, хоть и очень смутно.

Эти дома я узнал: один был чисто жилой, отцовский, точнее, наш семейный, второй был тоже наш, построенный для прислуги и различных функциональных надобностей. В его дворовой части, окнами в сад, имелись большая кухня, популярная во многих странах викторианская гостиная с камином и столовая, она же зал для совещаний и просмотровый кинозальчик. В мансарде было с полдесятка квартирок по одной и две комнаты для бездетной прислуги, с отдельными санузлами и душем, но без кухонь. Питаться обслуживающим людям полагалось в своей столовой, тоже на первом этаже, а пища для них готовилась в общей кухне. Да, были внизу ещё и прачечная, и гладильная комнаты и множество кладовок. И приличных размеров и площади оборудованный всякой хозяйственной всячиной подвал.

Осенний малинник за лёгкой оградой из тёмно-зелёной металлической сетки, невидимой на фоне летней листвы и замечаемый с близкого расстояния в безлистные периоды, скрывал внутренность усадьбы и, за ней, без ограды, располагалось почти зеркально отражённое хозяйство былой семьи моего овдовевшего старшего брата Ивана. Я всё это припоминал, с удовольствием выйдя из машины, разминая ноги, шею и спину, и не спешил идти к дому. За закрытым окном второго этажа отодвинулась ажурная занавесь, и показался светлоголовый мальчик. Он помахал мне рукой и спустя секунды исчез, но я успел ему ответить.

Неизвестно откуда на газоне у ограды материализовался матёрый рыжий котище. Он присел, осмотрелся и деловито двинулся ко мне, нимало не интересуясь ни «Метредесом», ни вышедшими из него темноволосым водителем и светловолосым охранником. Они остались у машины. Кот обнюхал мои ноги, поглядел мне в глаза, выгнул спину, привстал на задние лапки и, опускаясь на все четыре, потёрся шеей и заушьем о брючину. На шее у него красовался оранжевый ленточный ошейничек.

— Здравствуй, хозяин, — я всерьёз и вежливо поприветствовал котяру, — узнал, узнал.

Оглядываясь, он повёл меня к приоткрывшейся со щелчком замка калитке в ограде.

Из неё вдруг вышла и присела, в ожидании кота, примерно двух-трёхлетняя светленькая девочка в розовой вязаной шапочке, розовых курточке и укороченных расклешённых брючках поверх розовых колготок и башмачков. Она уставила на меня синие пуговки, вопросительно приоткрыла розовый ротик, слегка напряглась, но не припомнила и, игнорируя меня, как к равному, обратилась к коту:

— Мейзавец Хакей, иди, поглажу.

Я в недоумении остановился. Кто бы это мог быть в нашем доме? Чья она? Полины? Когда успела бывшая жена? Не замечал при разводе её беременности, да и откуда бы? Из-за непроглядной гущины кустов послышался негромкий женский, но не Полины, чуть медлительный голос, произносящий русские слова твёрже, чем говорят любые наши люди, и со строго прозвучавшей интонацией:

— Это нехорошее слово, Лера, нельзя так говорить.

Я удивился ещё больше.

— Няня говойит. Хакей летом в саду на столике сметанку любит и едит, а я её не еду. Хойошее слово, Леа знает.

Мужской голос, показавшийся мне знакомым, напомнившим отца, спросил:

— Лерочка, как зовут твою няню?

— Асанасадовна.

— Как-как?

— О-са На-са-довна, — раздельно и чётко повторила девочка. — Не понимаете?

— Оксана Александровна, она вчера уехала в Город, у неё выходная неделя, — подсказала женщина. — Нельзя с такими именем и отчеством работать с маленькими детьми. Об этом я не подумала, а сейчас дочь к ней уже привыкла. Я поняла, Иван Кириллович, няня исправит свою речь.

Я присел перед крохой и спросил у неё:

— Пойдёшь ко мне на ручки? Хочу пройти в дом.

— Не пойду. Вы кто?

Ответить я не успел. Мимо нас проскользнул в калитку кот. Послышались стремительные шлепки по дорожке, и из усадьбы выбежал мой десятилетний сын в наспех накинутой куртке:

— Ты мой папа? Папа Борис, который в командировке?

— Да, Серёжка, твой папа — это я. Лучше зови меня просто папа, без имени. Обнимемся?

Я рывком поднял сына на руки, он обнял меня, и я почувствовал, как от его тонкого тельца потеплело в груди.

— Меня все уже зовут Сергей, запомни, папа. А это заскочил мой кот. Его зовут Хакер. Потому что он везде проберётся, он такой проныра. Он больше персиковый мастью, чем рыжий. Только у него, наверное, больные лёгкие, он с холода кашляет, и я его поэтому жалею и не наказываю, когда он что-нибудь уворует. А правильно сказать — скрадёт? Мама говорила, что нет такого слова в русском языке, а я его слышал. Если кот поест рыбы из холодильника, то потом кашляет. Я ей запретил его кормить, потому что она всегда куда-нибудь торопилась и совала ему с холода, а он ел и кашлял. Я его кормлю только сам. Если ты его не будешь кормить прямо из холодильника, а сваришь ему, остудишь и тогда уже накормишь, то я тебя полюблю. И ещё: его кормушку надо сразу вымыть с порошком и убрать, чтобы он питался по режиму. Иначе разбалуется, если без режима.

— Я вполне доверю тебе, Сергей, кормление твоего, нет, — теперь нашего с тобой кота Хакера. Надеюсь, что и меня он признает.

— Это я тебе говорю, папа, только на тот случай, когда