Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г.И. Котовский
Но Майорчик даже свою «законную» десятку не отсидел – через два года его освободили по амнистии в связи с десятилетием Октябрьской революции и отправили из Одессы от греха подальше.
Освободившись, Зайдер обосновался в Харькове, где работал сцепщиком вагонов на станции. Спустя два года его нашли мертвым на задних путях. Майорчика задушили, а тело положили на рельсы, чтобы имитировать несчастный случай, но поезд опоздал. У многих котовцев осталась в памяти церемония прощания с комбригом: гроб с телом, выставленный на всеобщее обозрение, на подушечках два ордена Красного Знамени, почетное революционное оружие, кандалы… На голове комбрига рядом с правым ухом зияет глубокая рана. Ее даже запечатлели фотографии, впоследствии куда-то самым таинственным образом исчезнувшие. Разве могла эта рана образоваться от прямого попадания… в сердце?
Многие очевидцы события утверждали, например, что выстрелов в ту роковую ночь было не два. Что погиб комбриг не у дачи, а на пляже в Лузановке, где прилег Котовский отдохнуть, возвращаясь со встречи с детьми из пионерского лагеря. На берегу моря и прогремел первый, ставший смертельным, выстрел. А у дачи была лишь имитация убийства. Потому-то могучий комбриг и не агонизировал от пули.
По горячим следам эту версию почему-то отвергли. А спустя годы проверить ее уже не было возможности – важнейшие свидетельства происшедшего оказались утрачены. И главное – исчезло тело Котовского. В 1941 г. румынские оккупационные власти распорядились взорвать усыпальницу. А саркофаг с прахом был вывезен в неизвестном направлении.
Утрачено и сердце комбрига. Пробитое, по официальной версии, малокалиберной пулей, оно, заспиртованное в специальной колбе, хранилось вместе с другими экспонатами на кафедре судебной медицины Одесского мединститута, о чем поведал в свое время недавно ушедший из жизни ее заведующий Анатолий Фадеев. Сын героя, ведущий сотрудник Института востоковедения Российской академии наук 78-летний Григорий Григорьевич Котовский говорит, что еще в 1936 г. Тухачевский сообщил Ольге Петровне, что убийство Котовского было политическим. Маршал ссылался на вышедшую в Варшаве книгу, в которой якобы утверждалось, что Котовского убила советская власть.
Григорий Григорьевич в 1969 г. нашел эту книгу в Варшавском университете. В ней действительно доказывалось, что Котовского убили большевики, поскольку он был человеком прямым и независимым, обладал огромной популярностью в народе и мог в случае чего повести за собой не только воинские подразделения, но и население Правобережной Украины.
Более серьезным основанием полагать, что власть причастна к смерти отца, Григорий Григорьевич считает озабоченность тогдашнего советского руководства дружбой Котовского с Михаилом Васильевичем Фрунзе. Легендарные военачальники сблизились в 1922 г. А уже в 1925-м Фрунзе принял решение назначить отца, вспоминал сын комбрига, своим заместителем – Нарком-военмора и председателя Реввоенсовета. Однако перевести Котовского в Москву Фрунзе не успел. Всем понятно, что тандем прославленных полководцев мог бы существенно изменить расстановку политических сил в стране, где в те годы между Сталиным и Троцким шла отчаянная борьба за власть.
Фрунзе официальную версию смерти друга воспринял с недоверием и затребовал материалы по этому делу. Но увидеть их не успел, поскольку вскоре и сам погиб…
Если проанализировать ситуацию периода гибели Котовского, невольно напрашивается вывод, что сразу после Гражданской войны в стране начался отстрел «неуправляемых». Первым не менее загадочным образом погиб легендарный Камо (Тер-Петросян) – до революции самый отчаянный боевик в партии большевиков. В 1922 г. он попал в Тифлисе под колеса автомобиля. Котовский, выходит, был вторым. Вскоре не стало и Фрунзе. А за ними последуют и многие другие.
По материалам А. Тхорова
26 октября 1889 г. в селе Гуляйполе Александровского уезда Екатеринославской губернии в крестьянской семье Ивана Родионовича и Евдокии Матвеевны родился сын Нестор. Мать с отцом, конечно, не предполагали, что их чадо станет одной из замечательных личностей российской истории. Впрочем, получить реальное представление о деятельности Махно мы смогли только в последние годы.
Отец Нестора умер рано. На руках Евдокии Матвеевны остались пятеро детей, поэтому Махно пришлось много работать еще мальчишкой. Был подпаском, маляром. Чуть повзрослев, поступил чернорабочим на чугунолитейный завод. В 1905 г. участвовал в забастовках. Энергичный и бесшабашный Нестор примкнул к террористам, которые называли себя анархистами. Его привлекло непонятное слово «экспроприация», что оказалось обыкновенным грабежом. В 1910 г. Махно был арестован и приговорен к смертной казни через повешение. Не одни сутки Нестор промаялся в камере смертников, находился в постоянном напряжении: ну, когда, когда… Террористов помиловали: заменили смертную казнь заключением в Бутырской тюрьме. На свободу, которую он обрел в первые дни Февральской революции, Махно выходит уже убежденным анархистом. Он не усомнился в своем выборе даже после встречи с Лениным. Наоборот, он очень быстро понял, что большевики обманули народ. Как написал батька в своих «Воспоминаниях», партия Ленина «оседлала революцию», всеми средствами стараясь остаться у власти. Махно видел цели 17-го г. в другом.
Н.И. Махно
12 марта 1917 г. Нестор вернулся в Гуляйполе. Здесь он начал создавать свою «черную гвардию». Первый отряд состоял из 60 человек, наводивших ужас на местных богатеев. Но представлять Махно бессердечным убийцей, ни во что не ставящим человеческую жизнь, было бы преувеличением. Тому есть подтверждения. Махно вообще до определенного момента выступал против террора. Некоторые оценки в «Воспоминаниях» Махно выглядят настоящим откровением: «Уже теперь, говорил я друзьям, видно, что свободой пользуется не народ, а партии. Не партии будут служить народу, а народ – партиям. Уже теперь мы замечаем, что во многих случаях в делах народа упоминается лишь его имя, а вершат дела партии. Народ знает лишь одно – слушать, что правители ему говорят!»
С осени 1917 г. в районе Гуляйполя возникает ряд сельскохозяйственных коммун. Четыре из них организовывал непосредственно Махно. Каждая коммуна насчитывала 100–300 человек, в нее входил примерно десяток крестьянских семей. Земли брали ровно столько, сколько могли обработать. Орудия труда и «животина» распределялись «всем миром», для чего существовали районные съезды земельных комитетов. От работы никто не увиливал. Кстати, и сам Нестор Махно участвовал во всех сельскохозяйственных работах. Руководителей у коммун не было – все рядовые. Стратегические направления ведения хозяйства вырабатывались общими совещаниями.
Коммуны просуществовали недолго и были разогнаны Красной Армией. Тогда Махно взялся за оружие. Для защиты «своей» анархии он создал хорошо организованную, мобильную армию, которую недруги боялись и называли «бандой».