В 1970-х гг. Щербицкий послушно выполнял указания Суслова и терпел инициативы нелюбимого им секретаря ЦК по идеологии Маланчука, способствуя русификации Украины. Однако в вопросах культуры для него большим авторитетом оставался Олесь Гончар, который в свое время подал в отставку с поста руководителя Союза писателей Украины в знак протеста против преследований национальных диссидентов. Перестройку Щербицкий воспринимал так же, как когда-то Брежнев – косыгинские реформы: он был убежден, что нужно просто «лучше работать». Украина была последним островком экономической стабильности в СССР и до 1988 г. оставалась Вандеей Перестройки.

Владимир Щербицкий (справа)

Однако и Щербицкий, в достаточно большой степени под влиянием О. Гончара, предпринимает шаги в направлении, которое напоминало «украинизацию» 1920-х гг. Летом 1987 г. Ю. Мушкетик, Б. Олейник и Д. Павлычко направили письма в Президиум Верховного Совета УССР с предложениями относительно конституционной защиты украинского языка. После 1987 г. оживляется интерес к трагическим страницам прошлого, реабилитации вычеркнутых из истории украинских политических и культурных деятелей. О. Гончар написал письмо в ЦК Компартии Украины, которое было поддержано докладной запиской заведующих отделами ЦК Ю. Ельченко и Л. Кравчука. В записке приводились конкретные данные относительно русификации Украины: на русском языке учится почти половина учеников, фильмы идут почти исключительно на русском языке, книг и брошюр издано на украинском языке 24 %, на русском – 72,5 %. Некоторые цифры подводили к «пятому параграфу», сердцевине, как считалось, национальной политики: в докладной отмечалось, что среди кадров Минвуза украинцев 53,3 %, русских – 40,9 %, в Академии наук украинцев 56,8 %, русских 36,0 %.[832] Политбюро ЦК Компартии Украины в июле 1987-го и в октябре 1988 г. рассматривало эти вопросы и принимало решение, которые напоминают партийные директивы 1920-х гг. об «украинизации». После осуждения статьи Нины Андреевой реабилитации усилились и в Украине, но Щербицкий ставил определенные границы: заговорили о Скрыпнике и Хвылевом, но не был реабилитирован Василий Стус, не позволялось менять оценку М. Грушевского и других национальных лидеров. «Национальное возрождение» должно было оставаться в коммунистических пределах.

Позже, когда позади был уже ГКЧП, «Матросская тишина» и амнистия, бывший премьер Валентин Павлов писал о «троянском коне под названием “Перестройка”»: «…на местах возникла ситуация, когда центр перестал быть опорой, защитой интересов их руководителей. Напротив, центр стал фактором риска и угрозы… Покинутые центром, республиканские и местные деятели стали поначалу искать опору у себя на месте. Изоляционизм, сепаратизм и национализм были взяты большинством из них на вооружение как единственное средство спасти себя и свою власть, а затем уже переросли в самостоятельную цель – отделение, возвышение и самоутверждение части на базе разрушения и уничтожения целого».[833] Здесь удивительно спутаны реальность и фальсификация. Правда заключается в том, что центр далеко обогнал в политическом развитии периферию, и провинциальная, в том числе национальная, компартийная верхушка всячески пыталась спастись от перестроечных процессов, мобилизируя против них предрассудки и ограниченность глубинки. Неправда заключается в том, что центробежные процессы бывший глава горбачевского правительства относит к инициативам национальной партноменклатуры. Последняя только пыталась приспособиться к центробежным процессам, руководствуясь мотивами, прекрасно объясненными Павловым. И, что главное, виразительнее эта плебейская реакция на Перестройку, ее восприятие через национализм и изоляционизм проходила в России; она же стала социальной и идеологической основой для попытки переворота ГКЧП.

Первые же шаги Горбачева после XIX партконференции демонстрируют его привязанность к идее надфракционности и сверхпартийности. Однако в реальности партийной жизни уже наступил разрыв между двумя политическими группировками «перестроечников» – фундаменталистами и либералами-западниками. Разрыв произошел еще до конференции, весной 1988 г. Ему предшествовал эпизод, который многим показался тогда незначительным чисто личностным конфликтом, – скандальное выступление секретаря МК Ельцина против Лигачева на пленуме ЦК в октябре 1987 г., и единодушное его осуждение и консерваторами, и «перестроечниками».

На протяжении 1987 г. несовместимость фундаменталистской ревизии с прозападной, и лично – Лигачева с Яковлевым крайне обострилась. Конечно, в упрямых попытках Горбачева сохранить единство перестроечной команды была и хитрость царедворца. Как и когда-то Ленин, Горбачев, кажется, придерживался принципа «мягкий и умный инициатор-начальник, жесткий и недалекий исполнитель-заместитель». Нетерпимый и честный Лигачев наживал ему врагов, но он не был, как подтвердило будущее, серьезным соперником и опасным коварным врагом. Невзирая на натиск со стороны его советников и единомышленников, Горбачев держал Лигачева на месте второго человека в партии, объясняя всем, что Лигачев хочет того же, что и он, только действует «другими методами». Самообман, по-видимому, соединялся здесь с лукавством – возможно, Горбачеву казалось, что он выглядит лучше на фоне резкого и непримиримого сибирского воеводы. Действительно, в политбюро такие люди, как глава правительства Рыжков, долго поддерживали Горбачева, потому что ненавидели Лигачева. Но насколько глубоко ошибался Горбачев в общих ориентациях, он мог убедиться в ближайшие месяцы.

Подбодренный разгромом Ельцина, Лигачев взял на себя инициативу фундаменталистского наступления. В контролируемую им газету «Советская Россия» поступило письмо ленинградской сталинистки Нины Андреевой, преподавателя химии, жены преподавателя марксистско-ленинской философии, который вдохновлял и редактировал ее творение. Письмо через редактора газеты Чикина попало к самому Лигачеву, который распорядился тайно направить к ней в Ленинград целую бригаду, чтобы сделать письмо более обоснованным. В результате 13 марта 1988 г. вышла знаменитая статья Нины Андреевой, направленная на защиту коммунистических принципов, которыми нельзя поступиться.

Егор Лигачев

Характерно, что Горбачев глянул на статью перед отъездом в Югославию, но она его не заинтересовала, и он ее прочитал по возвращении. Прочитав, Горбачев, по его словам, «задумался, но еще не «дозрел», чтобы поговорить с коллегами».[834] В то время как на массового сторонника Перестройки статья Нины Андреевой подействовала сразу, как красная тряпка на быка, Горбачев не отреагировал немедленно. И только то обстоятельство, что статья уже была представлена местным парторганизациям как формулировка официальной партийной позиции, заставило его перечесть статью и «задуматься».