в иголку, и те, кому это удавалось, могли рассчитывать на репутацию искусной рукодельницы.

ЧЖУНЪЮАНЬ. Один из трех главных праздников мертвых. Отмечался в середине 7 луны. Его главными героями были «сиротские» души, не получающие от потомков должных жертвоприношении. Забота о таких душах считалась общим делом живых. Крестьяне в этот день выставляли по обеим сторонам ворот дома снопы проса и конопли. Возвращение предков отмечалось поклонениями на семейном алтаре. Набор жертвенных яств включал в себя чай, вино, лапшу, рис и мясные блюда, всевозможные фрукты, сладости. Буддийские и даосские монахи в местных храмах служили сложные, растягивавшиеся на несколько дней молебны о «всеобщем спасении». С помощью заклинаний, огромных фонарей, вывешенных у входа в храм, и длинных бамбуковых шестов они привлекали к храму всех «голодных духов», витавших в округе, служили молебен за их упокой и препровождали обратно в ад. Перед храмами на специальных помостах раскладывали угощения для неуспокоенных душ. После того как обитатели преисподней насыщались ароматами жертвенных яств, последние становились добычей бедняков и нищих.

ПРАЗДНИК СЕРЕДИНЫ ОСЕНИ (ЧЖУНЦЮ). Отмечался в середине 8-ой луны (в конце сентября). Сопутствующие ему обряды отмечали окончание уборки урожая, а его собственно календарное значение определялось осенним равноденствием. Праздник этот – ночной, ассоциировавшийся с луной, ее холодом и призрачным светом. Для горожан он превращался главным образом в дружескую пирушку с гуляньем под луной, которая светила особенно ярко на осеннем небосклоне. Созерцать озаренный луной пейзаж и пить вино в ночь Середины осени считалось настолько важным, что богатые люди нередко выстраивали для этого специальные террасы или павильоны (отдельно для женщин и мужчин). Обычай требовал ставить на стол разнообразную снедь и наедаться до отвала, что символизировало изобилие и процветание дома. В жертву предкам приносили мясные блюда (в особенности свинину и утятину), чай, вино, сладости и всевозможные плоды (тыкву, дыню, помело, арахис, водяной орех, хурму). На специальный жертвенник (его сооружали женщины во дворе дома) так же ставились свечи, ароматические палочки, тринадцать лунных лепешек и пять полных тарелок с дынями, гранатами, виноградом, яблоками и персиками. Главной обрядовой едой были т.н. лунные лепешки – довольно крупные, до 30 сантиметров в диаметре, круглой формы, выпеченные из сероватой пшеничной или рисовой муки с добавлением сахара и различных специй – миндаля, кунжутного семени, апельсиновой кожуры, тыквенных семечек. На поверхности лепешек изображали Хозяйку луны, лунную жабу, лунного зайца. Праздник сопровождался всевозможными представлениями и игрищами. В городах и их окрестностях давались театральные спектакли. В отдаленных деревнях жители сами развлекали себя плясками и театрализованными представлениями.

ДЕНЬ ВОСХОЖДЕНЬЯ. Отмечался в девятый день девятой луны. В этот день было принято отдыхать на вершинах холмов и пить рисовое вино, настоянное на лепестках хризантем.

ОБРЯД «ОТПРАВЛЕНИЯ ЗИМНЕЙ ОДЕЖДЫ». Отмечался в 1-й день десятой луны и символизировал начало зимы. В этот день путем сжигания (во дворе или около могил) бумажных имитаций одежды, домашней утвари и жертвенных денег отправляли одежду мертвым предкам.

ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЕ. Этот праздник приходился на одиннадцатую луну. Младшие члены семьи, одетые во все новое, кланялись старшим, а соседи, друзья и родственники поздравляли друг друга. Ели клецки из сладкого теста.

МЕСЯЦ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЙ. Приходился на двенадцатую луну; в это время приносили жертвы всем духам. В 8-й день месяца ели постную кашу, сваренную из семян восьми видов злаков и орехов. Она знаменовала обильный урожай в следующем году. Праздничный новогодний период начинался двадцатого числа двенадцатого месяца и длился около трех недель.

2) Гигиена

Китайцы умывались, обтирая лицо и руки мокрым полотенцем. Существовал обычай ежедневно мыть ноги в специальном ведре. Для более тщательного мытья ходили в баню. Состоятельные люди в жаркое время года устраивали при доме купальни.

Китайцы не испытывали стеснения, когда им требовалось отдать дань природе. В исторических записках упоминаются люди, которые принимали друзей, сидя в туалете, и сообщается, что многие государственные мужи и ученые имели привычку писать и читать, находясь там. Служанка сопровождала хозяина, отправлявшегося по нужде, и несла миску с водой и полотенце, чтобы потом он мог вымыть руки.

3) Дружеская встреча

Китайцы, подобно древним грекам и римлянам, высоко ценили дружбу.

Принимать друзей подобало не во внутренних покоях дома, а в саду, на фоне живописного вида. Гость и хозяин должны были несколько раз уступить друг другу право войти в сад, после чего первым входил гость. Отвесив приветственные поклоны и несколько раз предложив хозяину сесть первым, гость в конце концов первым усаживался на почетное место. Кресла для хозяина и гостя ставились на солидном расстоянии друг от друга и боком: каждый из собеседников видел не столько своего партнера, сколько пейзаж, открывавшийся перед его взором. Хорошим тоном считалась содержательная, немногословная беседа. Порой для выражения своих чувств или своей мысли достаточно было строчки стихов, одного аккорда, и безбрежный простор общительности восполнял недосказанное и непрозвучавшее. Обильных закусок не подавалось. Их заменяла чашка чая – простейший символ радушия и духовной утонченности. Хозяин должен был ждать, пока гость первым пригубит свою чашку, а гостю следовало хвалить вкус хозяина. Уходя, гость дарил хозяину какой-нибудь подарок.

В дни больших праздников друзьям и сослуживцам следовало «засвидетельствовать свое почтение», оставив карточку у дома друга или начальника.

4) Утонченность

Китайцы были люди высокой культуры. Они умели чувствовать природу и получать удовольствие от прекрасного. Особенной утонченностью отличалась образованная элита.

«Вы сидите один в глухой ночной час? – пишет средневековый автор. – И в этом случае для вас найдется немало приятных занятий: созерцать огонь, любоваться луной, обозревать звездное небо, слушать шум дождя, шорох ветра в кронах деревьев, стрекотание насекомых или крики петухов…»

«У окна хорошо слушать шум дождя в бамбуковой роще. Сидя в беседке, хорошо слушать шорох ветра в соснах. В кабинете хорошо слушать, как растирают тушь. При луне хорошо слушать звуки лютни. В снегопад хорошо слушать, как заваривают чай. Весной хорошо слушать звуки свирели. Осенью хорошо слушать звуки рожка. Ночью хорошо слушать, как выбивают белье…»

В этой совершенно непринужденной «аскезе радости» каждое мгновение хранит в себе вечность бесконечно сложного мира и потому является высшей реальностью. Выше мгновения нет ничего, и мудрость – это только умение сообразовываться с ним. Такая мудрость требует музыкальной чувствительности духа. Ведь музыка бытия звучит по-особенному неповторимо.

Знатоки вдыхали «испарения» картин, старинные бронзовые сосуды ценили не в последнюю очередь за их запах, фарфоровые чаши и декорированные камни в саду слушали, ударяя по ним палочкой. Искусные музыканты, архитекторы, врачи, даже повара Китая руководствовались одним и тем же принципом: истинное бытие вещи