Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я стоик, — сказала она невпопад. Но Дел в этот момент объяснял что-то вознице.
— Мы подъедем с южной стороны. — Сейчас они находились напротив безукоризненно восстановленного и заново декорированного фасада отеля «Уиллард». Чернокожие дети стояли на тротуаре с букетиками нарциссов и ветками цветущего кизила, бледно-розовыми и белыми.
— В Белый дом? — спросила Каролина.
— Да. Мы приглашены на обед к президенту. — Маленькие глаза Дела посверкивали; в один прекрасный день он будет таких же необъятных размеров, как его мать, подумала Каролина; будет ли она счастлива рядом с такой массой мужского тела?
Хотя южный вход в Белый дом планировался первоначально как парадный подъезд, в Вашингтоне ничего не делалось в соответствии с задуманным. Например, Капитолий, расположенный на холме, своим величественным фасадом смотрел на барачный поселок, а его мраморная задняя сторона выходила на Пенсильвания-авеню и незапланированный городской центр. Предполагалось, что город будет расти на запад и на юг, получилось же наоборот: он рос на восток и на север. К президентской резиденции был запланирован подход через парк со стороны реки с прекрасным видом на холмы Вирджинии на противоположном берегу, однако неожиданное главенство Пенсильвания-авеню вынудило обитателей превратить северный портик в парадный подъезд, и только тайным или частным визитерам рекомендовалось подъезжать через грязный в это время года парк к довольно-таки жалкому громадному входу, где витые лестницы выглядели так, словно были спланированы для республиканской коронации того типа, какой под открытым небом удостаиваются венецианские дожи на столь же помпезной лестнице.
Коридор внизу был пуст. Каролина как всегда изумилась небрежности во всем, что касалось Белого дома. Если не брать в счет единственного полицейского, который читал газету за дверью, в довольно темном коридоре они оказались одни.
— Как было бы легко, — прошептала Каролина, хотя если у стен нет ушей, то прежде всего у этих стен, — устроить государственный переворот.
— Кому это придет в голову? — Дела эта мысль искренне удивила. — Страна слишком велика.
— Но дом очень мал.
— Дом это ничто, — сказал Дел, когда они начали подниматься по скрипучим ступенькам. — А вот страна, действительно, велика для подобных затей.
В главном холле, как всегда полном визитеров, у ширмы Тиффани их встретил Кортелью.
— Президент примет вас в семейной столовой. Она тоже будет.
— Ей лучше? — спросил Дел.
Но Кортелью в этот момент вводил их в маленький президентский лифт, затем закрыл за ними дверцы и остался снаружи. С тревожащим грохотом лифт начал подниматься. Каролина вцепилась в руку Дела: а вдруг машина застрянет? А вдруг они умрут от удушья, если помощь не подоспеет вовремя? По истечении срока — если не президентского, то пребывания в чистилище — лифт остановился и Дел повел Каролину в жилую часть дома. Один из немцев-лакеев открыл дверь в столовую, где был накрыт стол на четыре персоны. К удивлению Каролины, миссис Маккинли уже сидела на своем месте. Интересно, ее ввезли и усадили за стол, как куклу? Хорошенькое личико казалось нереальным. Как и многие другие женщины, чья жизнь сводится к болезни, она выглядела моложе своих лет.
— Мисс Сэнфорд, — голос оказался слегка гнусав и похож на воронье карканье, — я рада видеть вас снова. Садитесь здесь, рядом со мной. Майор сядет по другую руку от меня. Не знаю почему, но департамент мистера Хэя бывает так недоволен, когда муж и жена сидят за ужином рядом. Быть может, именно ради этого люди и женятся, кто знает?
— Не могу ничего сказать, миссис Маккинли. Ведь я не замужем…
— Да, — сказала Первая леди и улыбнулась. Улыбка была приятная, как у молоденькой девушки. — Вы прекрасная пара, да к тому же с деньгами. Известно ли вам, что Майор единственный честный человек, когда-либо избранный президентом? Мистер Кливленд пришел сюда нищий, как церковная крыса, но уйдя, смог купить себе настоящий особняк в Принстоне. Мы же с Майором после всех этих лет экономии сумели лишь выкупить наш старый дом в Кантоне, штат Огайо, и знаете, сколько мы заплатили?
— Откуда мне знать, — сказала Каролина, которая знала. В «Трибюн» была об этом статья.
— Четырнадцать тысяч пятьсот долларов, и Майору придется потратить еще три тысячи — а это все, что у нас осталось, — на приведение дома в порядок, чтобы, когда я плохо себя чувствую, например, летом мы могли там жить, а он мог бы по-прежнему быть президентом, ведь есть телефон и прочее. Вы играете в криббидж, дорогая?
— Нет, но я могу научиться.
— Вы просто обязаны. Юкер тоже хорошая игра. Я постоянно выигрываю. Это очень важно, чтобы у жены было чем заняться.
— У мисс Сэнфорд есть газета. — Дел хотел прийти Каролине на помощь, но допустил промах.
Миссис Маккинли спрятала гримасу в букете оранжерейных роз, стоявшем возле ее тарелки.
— Я никогда… таких вещей не читаю.
— Я тоже, — быстро ответила Каролина. — Я только издаю, а это очень похоже… на игру в криббидж, мне кажется, — добавила она бездумно. Зачем она здесь? Очевидно, чтобы получить одобрение Майора и его леди в качестве жены Дела; но разве это так важно?
Майор стоял в дверях столовой, большой и безмятежный, с искринкой в глазах — не от опиума ли, который он, говорят, принимает? На его левом шелковом лацкане красовалась розовая гвоздика в тон роз Айды. Каролина встала и поклонилась. Президент подошел к ней, взял ее руку в свою и нежно усадил на ее прежнее место. Его низкий красивый голос был слегка грубоват, как у супруги, но без плаксивой гнусавости.
— Я рад вашему приходу, мисс Сэнфорд. Садитесь, мистер Хэй. Айда… — Он мягко коснулся лица жены, она нежно поцеловала его руку. Каролина обратила внимание, как они оба бледны. Он едва не умер от воспаления легких после приема в Нью-Йорке, а у нее прошлым летом был нервный припадок. Каролина попыталась представить, что это значит — стоять во главе этой сильной и шумной страны, но у нее ничего не получилось.
Обед был простой и обильный, как обтянутый серой жилеткой живот президента, начинавшийся где-то очень высоко и делавший резкий изгиб вперед, что мешало ему близко придвинуться к столу, отсюда, без сомнения, и единственное пятно от сока в форме трилистника на черном сюртуке, свисавшем отвесными складками справа и слева от громадного живота подобно театральному занавесу, открывавшему центральную часть сцены.
