всего эти авторы показывают подлинную ситуацию — полную противоположность заявлениям их противников, а затем указывают на корни обвинений, коими были злоба, зависть и глубоко укоренившаяся ненависть. Однако помимо этого отрицания религиозных нареканий на основе конкретных фактов, они отвергли их и на основе концептуального понимания своей собственной религиозной позиции. Это отрицание помогает нам постичь глубину и размах марранского христианства, оно также проливает свет на мировоззрение марранов и дает нам возможность понять, как конверсо ощущали себя в качестве христиан в христианском обществе.

Мы уже касались некоторых причин, по которым конверсо в середине XV в. выражали свой протест против того, чтобы называться «новыми христианами», не говоря уже о понятии «обращенные в христианство». Если основываться на датах крещения их предков и их собственного крещения, эти причины выглядят, разумеется, убедительными. Однако конверсо добавляли к этому еще и другие доводы — и не только для того, чтобы устранить прилепившееся клеймо со своего имени.

В своей работе «Марраны Испании» я уже рассматривал некоторые социопсихологические проблемы, с которыми сталкивались испанские конверсо[2900]. Но, пожалуй, более всего их раздражало превалирующее в среде евреев мнение, согласно которому никакой здравомыслящий еврей не может оставить иудаизм исходя из убеждения, что какая-либо другая религия выше его собственной. Следовательно, евреи видели в крестившихся ренегатов — продажных людей, которые по тем или иным причинам выработали в себе недовольство и вражду к своему народу и его вере, или охотников за выгодой, оппортунистов и карьеристов, или, в лучшем случае, слабодушных, не сумевших противостоять стрессам и бурям «изгнания». В общем, выкрест получал с еврейской стороны именно такое отношение. Тем не менее следует отметить и, более того, подчеркнуть, что это не ограничивалось только еврейской стороной. Христиане, которые видели, что большинство еврейских обращенных приняли христианство под угрозой смерти, вряд ли могли бы счесть таких обращенных искренними. Не могли они принять за искреннее и крещение тех евреев, кто был не в ладах с еврейской общиной (по финансовым или другим нерелигиозным причинам) до того, как перешел на другую сторону границы между верами. Еврейская агитация также помогла внедрить эту точку зрения среди христиан, а последние, отнюдь не горя желанием абсорбировать новообращенных в своей среде по весомым социальным и экономическим причинам, быстро схватили позицию евреев и назвали марранов «хамелеонами».

Как было отмечено, эти определения уже не подходили к подавляющему большинству испанских конверсо в середине XV в. На объективной основе их можно было применить к большинству добровольных выкрестов среди евреев, количество которых было весьма ограниченно, но не к добровольному движению, возникшему в массе насильственно крещеных в Испании, и, безусловно, не к их детям и внукам, т. е. второму и третьему поколению, тем, кто родился и вырос в христианстве. Однако как бы справедливо это ни было, клевету, как и старые ярлыки, когда они навешены сильными интересами и взлелеяны злобой, трудно снять, не говоря уже о том, чтобы уничтожить. В конце концов конверсо поняли, что столкнулись с проблемой, с которой необходимо справиться.

В ответ на эту проблему конверсо разработали идеологию, служившую им на двух фронтах: против евреев и против «старых христиан». Их аргумент против евреев состоял в том, что они на самом деле вовсе не были обращенными, следовательно, они не были предателями своего народа или религии, не были они и «хамелеонами» или «новообращенными» в христианстве. По существу, они якобы «оставались дома», по-прежнему считая святым то же, что и евреи: тех же патриархов и пророков и тот же Завет. Следовательно, то, что отличало их от верующих евреев, было не уходом марранов от Завета (потому что они на самом деле не оставляли его), а их лучшее, более ясное понимание его (т. е. его скрытого и подразумеваемого смысла). Так они пришли к вере в Христа, который также не оставил Закон, а следовал ему и пришел, чтобы его исполнить. Поэтому не они, а евреи отказались от веры и, не поняв ее намеков, исказили смысл священных пророчеств. Исходя из этого именно они, то есть так называемые обращенные, которые пришли, чтобы представить подлинное учение иудаизма, и при этом стали настоящими евреями, автоматически стали настоящими христианами.

Конечно, эта идея, в сущности, не была новой. Она полностью гармонировала с теорией истинного Израиля, выдвинутой Павлом и пропагандируемой с тех пор. Истинный Израиль состоит из тех людей, которые усвоили полный смысл пророческих учений — кто есть Израиль согласно духу, но не обязательно по крови. Таким образом, только часть этнических евреев (т. е. те, что пришли к христианству) может так называться. То, что, тем не менее, было новым в концепции марранов, — это акцент на том, что их группа представляет продолжение между «этническим» Израилем и «духовным» Израилем. Согласно этим взглядам, этнические евреи, принявшие христианство, не нуждались в «обращении» наподобие языческих неевреев, потому что им не нужно было приобретать основы христианства — веру в единого Бога, в Завет и пророков. Им оставалось только расширить свои основы, или, точнее, ухватить полное содержание тех писаний, которые они считают истинными и святыми. В силу этого факта еврей по крови — который, как и все подобные сыны Израиля, опирается на Священное Писание, — всегда потенциально является настоящим евреем, а когда он им становится и фактически, то его нужно рассматривать как продукт естественной эволюции, а не обращения (которое есть революция) того типа, что случается у язычников.

Таким образом, конверсо поменялись ролями со своими врагами в лице «старых христиан», точно так же как они сделали это со своими врагами среди евреев. В качестве «необращенных», которые остались там, где были, то есть в своем собственном доме, они не могли рассматриваться как «перебежчики» или вторгшиеся чужестранцы, а скорее как уважаемые «граждане». Концепция обращенных, или детей обращенных, теперь, наоборот, относится к неевреям, они исторически являются «вновь прибывшими» в «дом», т. е. «домой» к евреям, которые и есть настоящие «старые христиане»[2901]. Но на этом дело еще не заканчивалось. Изображая самих себя как тех, кто ближе к традициям старой части Священного наследия, чем язычники, ставшие христианами, они, как утверждал де Лира, были лучше, чем последние, подготовлены к пониманию полного значения древних пророчеств и, таким образом, лучше усваивая Ветхий Завет, могли лучше понимать Новый. Следовательно, они принадлежали к интеллектуальной элите христианства, а не к нижнему слою. В то время как большинство их христианских друзей считали их добрыми христианами, несмотря на их еврейское прошлое, они заявили о себе как о лучших христианах в чисто религиозном смысле, именно