— Хочу на всю жизнь. Хочу, чтобы ты любила меня и была рядомдо конца дней. Наверно, я всегда этого хотел, но не мог сказать. Ведь это жебезумие — любить женщину, которая...

— Ты любишь меня? — вдруг, не выдержав, перебила она.

— Я по-всякому называл это чувство, но, пожалуй, ничем,кроме любви, его не назовешь... Но ты не ответила. Ты собираешься остаться сомной?

Ей захотелось подразнить его, но, увидев, как напряглись унего шея и плечи, как побелели косточки вцепившихся в подлокотник пальцев, онаответила просто:

— Да.

Он тяжело сглотнул.

— Тогда завтра пойдем покупать тебе кольцо.

— Не надо, у меня уже есть. — Она сняла медальон, подаренныйГенри, открыла его и вытряхнула на ладонь прелестное обручальное кольцо избелого золота с чеканным узором. — Когда я ушла от тебя, оно осталось у меня напальце. Я хотела отослать его тебе, но не смогла...

— Так ты сохранила его? Я думал, ты давно его продала, —сдавленно выговорил он.

Она протянула ему кольцо:

— Наденешь мне его?

Встав на колени, он надел ей кольцо на безымянный палец иподнес ее руку к губам.

— Возлюбленная моего сердца... — Голос у него дрожал.

Обхватив его шею руками, она прижала к груди его голову.

— Помнишь, как ты когда-то называл меня?

— Мое блаженство, моя страсть, боль моя... Ты была всемэтим.

— И ты тоже.

— Теперь мы можем изгнать третье чувство — хватит с насболи. Что же до блаженства и страсти... — Он поднял голову и поцеловалЭлизабет. — У нас с тобой вся жизнь впереди.

— И начнется она сейчас? — с надеждой спросила она.

— Немедленно.

Ярко-красное пламя плясало в камине. Раздев Элизабет, Куиннуложил ее перед огнем и, кинув в одну кучу и свою одежду, улегся рядом.

Блаженство и страсть смешались, взлетели и взорвалисьроссыпью раскаленных метеоритов по черному бархатному небу.

Они полежали, не шевелясь, без слов, еще соединенныелюбовью. Наконец Элизабет нарушила молчание:

— Куинн... Ты простишь Пери?

— А ты?

— Уже простила. Если бы он не прислал тебе ту фотографию, мыне были бы здесь вместе.

— Ну, если так смотреть на это...

— Я слишком счастлива, чтобы смотреть по-другому.

В награду она получила поцелуй.

— А еще о чем ты думаешь?

— Я думала... Если мы даже будем жить в Штатах, ты оставишьсебе Солтмарш, правда?

— Разве я смогу отобрать у наших детей их английскоенаследство? Если захочешь, будем каждый год приезжать сюда.

Она вздохнула.

— Генри уже не узнает об этом.

Куинн крепко обнял ее и, прижавшись щекой к ее волосам,уверенно произнес:

— Он знает.